– Слава богу, я уже испугалась. Рассказывай. Я серьезно.
– Не могу. Вы меня возненавидите.
Богдан Иванович прочитал в ее взгляде: «Мне решать». Меняются времена, но не меняется ее воля. Могли ли измениться чувства? Конечно. Он натворил столько глупостей, был таким самовлюбленным, слепым ослом, ни разу не дал ей даже повода понять, как велика ее власть над его думами. Дурак. Двухсотлетний дурак. И этому дураку как никогда нужна ее любовь.
– Я очень сильно ошибся.
– Не впервой, – спокойно кивнула Татьяна, продолжая вытирать слезы.
– Причинил очень много горя.
– Тоже мне сюрприз.
– Собственными руками разрушил свое счастье.
– С Ганбатой точно все хорошо? – нахмурилась русалка.
– Да, конечно. А… как вы относитесь к мужчинам в возрасте, с детьми? – внезапная паническая мысль, что Ганбата достаточно специфичный подросток, заставила задать вопрос быстрее, чем патриарх успел адекватно его сформулировать.
Роскошная бровь изогнулась в недоумении:
– Прямо сейчас пытаюсь понять, нужно ли вытереть одному такому нос, – она снова нахмурилась. – Перестань говорить загадками. Я поняла, случилось что-то очень плохое, и, видимо, подробности не для моих ушей. Но ведь зачем-то же ты пришел? Хоть это можешь объяснить?
Патриарх вампиров замер и, отведя в сторону взгляд, проговорил:
– Я не имею права, но… Кажется, искал поддержку и утешение.
Он боялся посмотреть на Татьяну, мысленно проклиная себя за возмутительную наглость, как вдруг почувствовал небывалое: нежные руки скользнули вдоль его костюма к шее, обвили ее и притянули к себе. Богдану Ивановичу понадобилось несколько секунд, чтобы осознать происходящее: его обняли. Прижали, принялись заботливо гладить по голове, а ставший внезапно мягким голос зашептал рядом с ухом:
– Не волнуйся. Что бы ни случилось, ты это исправишь, я знаю. Со всем разберешься. Сделаешь как надо. Ты умен, ты силен, ты расчетлив. Кто, если не ты, в конце-то концов? А налажал – со всеми бывает. Ты же живой. Не надо есть себя за ошибки, лучше подумай, как их использовать. Ты сможешь. Я верю.
Патриарх осторожно обнял Татьяну в ответ и прошептал:
– Спасибо вам. Мне было важно это услышать.
– Я не сказала ничего нового. Знаю, что в итоге будет хорошо, потому что именно ты сделаешь то самое «хорошо». Не раскисай. А ежели чего – я всегда тут и всегда в тебя верю.
– За это вам отдельное спасибо. Можно… побыть так еще немного?
– Сколько хочешь.
Его гладили, он чувствовал тепло ее тела, запах кофе и соли, как столетия проносятся перед глазами, как женщина, умолявшая его жить, несмотря ни на что, теперь мягко обнимает и принимает со всеми несовершенствами. Буря в душе улеглась, вернулась ясность рассудка, а с ним и понимание следующих шагов. Она права. Он все исправит, поскольку, кроме него, исправить некому. А когда исправит – встанет на колени перед ней, покается и поклянется служить. Хотя он и так будет. Он уже клялся. Он помнит. Помнит обещания, данные своей восхитительной жене. Кстати…
– Татьяна?
Она вздрогнула. Ну да, Богдан Иванович и сам практически никогда не обращался к ней по имени, его вина. Он продолжил, мягко обнимая идеальную женщину и чувствуя, что держит в руках величайшее сокровище:
– Может быть, перейдем на «ты»?
– После двадцати-то лет? Самое время.
– Это значит «да»?
Он ощутил, как его обняли чуть крепче, а вновь ставший мягким голос прошептал:
– Да, дурачок…
Глава 17. Споровое растение – от слова «спор»?
В жизненном цикле папоротника чередуются бесполое и половое поколения – спорофит и гаметофит. Преобладает фаза спорофита. На нижней части листа раскрывается спорангий, споры оседают на земле, прорастает спора, появляется заросток с гаметами, происходит оплодотворение, появляется молодое растение.