Читаем Одевая эпоху полностью

Одевая эпоху

За эту вольность мне пришлось поплатиться. Полицейский, истеричный субъект с бледным лицом и мутными глазами, написал на меня рапорт в штаб гарнизона. То было время, когда аджюданы[281] из авиасоединений на своих автомобилях носились с сумасшедшей скоростью по Елисейским Полям, наводя ужас на полицейских, а порой даже отдавливая им ступни. Поэтому вышел специальный приказ, который обязывал военных проявлять уважение к этим скромным служителям закона. И меня вызвали в Военный трибунал.

Я не находил это смешным и просто не понимал, зачем так непомерно раздувать столь незначительное происшествие. Мой друг, адвокат Пейтель, получивший на фронте орден Почетного легиона, вызвался защищать меня.

Когда надо было войти в зал трибунала, как положено, в военной форме и под конвоем шестнадцати солдат, вооруженных винтовками с примкнутыми штыками, я подумал, что сейчас умру от стыда.

Но смятение мое достигло высшей точки, когда в зал вошли члены трибунала, и я понял, что меня сейчас будет судить чернокожий полковник. Мне казалось, будто я участвую в каком-то водевиле или спектакле театра «Гран-Гиньоль».

В самом деле, что общего может быть у меня с этим негром? Разве он способен уразуметь, что в моих словах по сути не содержалось ничего обидного и злонамеренного?

К счастью, судья был черен только телом, но не душой, он проявил ум и обходительность, присущие креолам, и приговорил меня к пятидесяти франкам штрафа. Я бы заплатил гораздо больше за возможность сказать этому полицейскому все, что я о нем думаю.

XV. В Марокко

Я чувствовал, что не смогу вернуться к делам, пока не напьюсь из какого-нибудь чистого и живительного источника красоты. На меня очень тяжело подействовала военная жизнь, и только благодаря исключительно крепкой душевной организации я не впал в неврастению. Мне вдруг пришло в голову съездить на несколько недель в Марокко, а уж затем заняться наведением порядка в своей фирме. В ней было три отдела: мода, парфюмерия и оформление интерьеров, и все три за время моего отсутствия пришли в упадок и практически прекратили работу.

Я не стану описывать мое путешествие по этой стране, о которой уже рассказывали Таро[282] и другие талантливые писатели.

Но кое о каких впечатлениях я все же упомяну, потому что, как мне кажется, я испытываю их воздействие и по сей день. Некоторые зрелища так поражают меня, что оставляют в памяти очень глубокий след.

Я никогда не забуду менялу из гетто в Касабланке, похожего на шекспировского Шейлока[283]: он взвешивал золото, и его взгляд, устремленный на маленькие весы, был полон алчности. Два его сына, учившиеся в Лондоне, юные денди в серых брюках, итонских курточках и котелках, проделали огромный путь, чтобы обнять его и прильнуть к шелковистой бороде, но он не отводил глаз от весов, пока чашки не сравнялись. Только тогда отец повернулся и возложил на головы сыновей свои худые белые руки. В этой маленькой семейной сцене уместилась вся история еврейского народа.

Манто от Поля Пуаре, 1919

Платье от Поля Пуаре, 1920

Вечерний ансамбль от Поля Пуаре, модель «Париж», 1920

Интерьер магазина «Розин», 1920

Манто от Поля Пуаре, модель «Это я», 1922

Дневное платье от Поля Пуаре, 1922

Модели Поля Пуаре разного периода

Туфли от Поля Пуаре

Платье от Поля Пуаре, 1921

Вечернее манто от Поля Пуаре, 1922

Вечернее манто от Поля Пуаре, 1923

Вечернее платье от Поля Пуаре, 1923