Семинар благополучно состоялся. Все присутствующие усвоили мои пояснения, и в Марселе я получил приказ ехать в Лимож, где провел такие же занятия, правда, меня все-таки задержали еще раз, на маленькой железнодорожной станции, куда еще не дошел контрприказ полковника. Из Лиможа мне приказано было ехать в Шербур. Путь туда пролегал через Ренн, а моя семья все еще оставалась в Бретани, недалеко от этого города. Я попросил у Генерального штаба разрешения взять с собой жену на те два дня, которые я проведу в этом регионе. Мне это разрешили. Погода стояла ужасная. Дениз надела желтый непромокаемый плащ и такие же боты. Мы сделали остановку в Кутансе, чтобы полюбоваться фасадом собора. Какой-то жандарм записал номер моей машины, и в Шербуре я получил приказ немедленно вернуться в расположение корпуса – по причине моего неподобающего поведения в Кутансе.
Вернувшись, я написал моему начальнику-интенданту письмо с просьбой сообщить, в чем я провинился. Он ответил, что министр получил секретное донесение от одного жандарма из Кутанса.
По какой-то неизвестной мне причине я был демобилизован на два месяца и решил использовать это время, чтобы изучить новое для меня дело – военно-хозяйственное управление.
Я сдал соответствующий экзамен, мне присвоили звание офицера хозяйственного управления третьего класса и прикомандировали к складам в Ванве, а затем в Реймсе. Там я свел знакомство с крупнейшими виноделами Шампани. Жил я тогда на улице
Шод-Рюэль, в домике, который принадлежал бывшей парижской кухарке, вышедшей замуж за пожилого садовника. Вокруг домика росли чудесные цветы, хозяйка вкусно кормила меня, но комнату нельзя было назвать удобной. Ко мне приходили самые знаменитые виноделы, лакомились паштетами с шампиньонами, которые так удавались мамаше Симон, и дарили мне самые изысканные вина из своих погребов. Еще я встречался с друзьями из отдела маскировки: все они были художники, и ужин в их компании был для меня лучшим развлечением.
Как-то вечером, когда мы прогуливались на холмах возле Эперне и кругом разносился аромат цветущего винограда, похожий на запах липового цвета, нас заметил немецкий самолет и выпустил по нашей группе четыре крупнокалиберных снаряда. Поскольку у нас для защиты не было ничего, кроме наших орудий труда – ручек с перьями и кистей, мы ушли в подземное убежище.
С этого вечера началась бомбардировка Эперне. Нам приходилось ночевать в подвалах, прямо на земле или на матрацах, вместе со всем населением города. Казалось, мы перенеслись в древние времена, когда первые христиане служили мессу в катакомбах. Однажды утром, выбравшись из подземелья, я увидел, что в крыше домика мамаши Симон появилась дыра от снаряда.
Иногда меня посылали в Реймс с какими-то нелепыми, смешными заданиями. Поскольку ничего другого мне при этом не поручали, я относился в таким поездкам как к развлечению. Однажды, например, мне приказали обойти всех галантерейщиков города и узнать, остались ли у них в запасе нитки и пуговицы. Я не был в Реймсе с начала войны. То, что я увидел, привело меня в ужас: передо мной возвышалась громадная куча строительного мусора, там не смогло бы жить ни одно человеческое существо, бродили только кошки. Пройдя несколько шагов, я понял, что никаких галантерейщиков в этих развалинах, разумеется, не найти. Немцы заметили меня из своих укрытий и оказали мне честь, выбрав мою скромную особу мишенью для пристрелки. Впервые я услышал, как рвутся снаряды. Было очень страшно. Я влез в какую-то дыру в земле, за дырой открылся подземный ход, который привел меня в коридор, а из коридора я попал в сводчатый подвал, оказавшийся винным погребом фирмы «Вдова Клико». Там я обнаружил четыре десятка славных французов, сидевших за столом среди окороков, бутылок шампанского и канделябров. Месье Верле, хозяин дома, казавшегося в тот день каким-то дворцом, предложил мне самому выбрать для себя вино. Водопроводные трубы полопались, и в погребах стояла вода. Между рядами больших и маленьких бочек надо было передвигаться на лодке с кормовым веслом. Я плыл, как в Венеции, мимо этих богатств, лучших вин, какие делают в районе Реймса. Но остановился я возле кальвадоса урожая 1804 года и коньяка урожая 1806-го, взял две бутылки и вернулся к хозяину. Обед был великолепен, мы распевали старые песни и игривые куплеты. Местные жители, которым ежеминутно грозила смерть, устраивали такие праздники постоянно.
В пять часов вечера нам сказали, что обстрел прекратился. Когда я вышел наверх, то был совершенно пьян. В карманах оказалось шестнадцать пробок от шампанского: неужели я столько выпил? К счастью, мне предстояла часовая поездка в открытой машине, так что винные пары успели выветриться.
Я вернулся в Эперне и доложил начальству об исчезновении галантерейщиков.