Один

Максим Глазун… Привет, Максим. Это хороший молодой поэт. «Какое у вас отношение к молодым поэтам? Можно ли их читать, или там ужас? Если можно, то кого посоветуете?» Знаете, Макс, я молодых-то мало знаю, совсем молодых. То, что они присылают, чаще всего не очень хорошо.

Вот Дима Усе́нок (или Усено́к, я не знаю, как правильно), который регулярно пишет и регулярно присылает, пишет, по-моему, хорошие стихи. Есть ещё несколько интересных авторов, совсем молодых. Понимаете, круг моих интересов — это всё-таки моё поколение. Мне очень нравится то, что пишет Сергей Тихомиров. У него вышла только что первая книга, а между тем ему за 50. Мне очень нравится ещё один молодой поэт — Дина Бурачевская, тоже моя ровесница, хотя первая серьёзная книга выходит у неё сейчас, и тоже в «Геликоне Плюс», который остаётся такой замечательной отдушиной для молодых поэтов, он их бесплатно издаёт. Привет, «Геликон», если вы меня слышите. Я бы с удовольствием дал вам государственную программу помощи, но нет такой программы. А может быть, повезёт. Да, «Геликон Плюс» — замечательное издание, основанное когда-то Житинским.

«Что вы думаете о творчестве Иэна Макьюэна?» Я говорил уже, что я не очень хорошо знаю творчество Иэна Макьюэна, но в любом случае отношусь к нему весьма уважительно.

«Как вы относитесь к Юлии Латыниной, к её взглядам и творчеству?» Восторженно. Это один из трёх сегодня, мне кажется, крупных политических журналистов (Каныгин, Колесников из «Коммерсанта» и Латынина), которые реально влияют на судьбы России и которые реально знают, что происходит в стране. Кашина я тоже очень люблю, конечно, особенно как гениального, по-моему, репортёра, просто непревзойдённого.

«Как вы относитесь к русским эмигрантам, бежавшим после революции?» Как к людям, которые спасали свою жизнь в трагических условиях.

«Хотелось бы выяснить раз и навсегда, — мне бы тоже хотелось. — Вы выступаете за Советский Союз с единой Коммунистической партией и октябрятами, освоение космоса, а также воссоединение России с другими республиками на тех же правах, что и при Советах?»

Это некорректный вопрос, ребята. Я выступаю за то лучшее, что было в Советском Союзе. Мне очень нравится многое в Советском Союзе 70-х годов, и меня многое ужасает в Советском Союзе 30-х. Если ценой возвращения в Советский Союз 70-х, в эпоху советского Серебряного века, культурного расцвета, будет прохождение через 40-е и 50-е годы — нет, я этот билет в рай почтительно возвращаю.

«В чём смысл финала „Града обреченного“? Я думаю, что возвращение обратно служит для того, чтобы изменить всю эту серость после опыта Эксперимента. А как думаете вы?» Нет, конечно. Как раз наоборот, мне кажется, «Первый круг вами пройдён» означает, что в первом круге он понял бессмысленность внешних изменений. Зачем его вернули в Ленинград, мне не очень понятно. Там надо много думать, и у каждого есть свои версии. В любом случае это не значит, что он должен этот мир изменить. У него же будет ещё второй круг, ещё более глубокий.

«Можно ли считать книгу прочитанной, если она прослушана в аудиоформате?» Конечно.

«Какое у вас отношение к Вячеславу Иванькову (Япончику)?» У меня нет к нему никакого отношения. Я, слава богу, не был с ним знаком, но его внучка у меня училась. Она — очень умная девочка. Я сначала боялся её вызывать, а потом понял, что ничего страшного.

«С чем связана популярность японской поп-культуры в России?» Когда-то БГ, когда он ещё давал интервью, мне в интервью сказал, что японская культура из-за ограниченности пространства, из-за островного характера цивилизации вся построилась вокруг темы предела, вокруг темы смерти, а России близок такой самурайский подход. Почему близок? Это особая и отдельная тема. Россия — тоже немножечко такой остров.

«Что вы думаете о творчестве группы „Ундервуд“?» Я ничего не думаю о творчестве группы «Ундервуд», хотя понимаю, что они талантливые люди.

«Недавно в передаче вы вспоминали Новосибирский Академ. Когда и на кого вы там учились?»

Я никогда там не учился. Я приезжал туда на научные студенческие конференции, и там было очень хорошо. Спорить я туда приезжал, дышать воздухом. Там были самые интересные разговоры. Я, как миг большого счастья, вспоминаю… Я приехал туда в 1987 году. Это сколько же мне было? 19 лет. Я приехал в апреле на научную студенческую конференцию. Меня вселили ночью в 10-ю общагу к каким-то историкам и филологам, которые совершенно не были предупреждены о моём приезде. Ну, уплотнили их мной, как делалось при советской власти. Мы довольно быстро сдружились, и всё утро у нас прошло в напряжённейших дискуссиях об анархии и Махно. Мы только что первый раз друг друга увидели. Таких споров и такого уровня собеседников у меня не бывало в Москве никогда.