Один день в Древнем Риме. 24 часа из жизни людей, живших там

Что донимаешь ты нас, проклятый школьный учитель,Невыносимый для всех мальчиков, девочек всех?Ночи молчанья петух хохлатый еще не нарушил,Как раздаются уже брань и побои твои.Марциал. Эпиграммы, 9.68

Этим утром, как и в начале каждого учебного дня, Публий Фелиссам с тревогой наблюдает за учителем, пересчитывающим учеников. Класс, который вынужден был уступить дорогу императорскому посланнику, насчитывает пятнадцать школьников. Учителю Публия – по-латински его должность называется «литтерат» (litteratus) – ученики ежедневно приносят плату за учебу. Если в классе сегодня меньше двадцати человек, учитель работает себе в убыток. Это плохо.

Во-первых, уроки придется проводить не в базилике напротив, а как сейчас, на открытом воздухе. Заниматься в базилике лучше, ведь ее стены защищают от солнца и ветра, а еще там есть скамейки, на которых могут сидеть Публий и его одноклассники. В те дни, когда учитель не может позволить себе заплатить сторожащему базилику охраннику за вход или когда это здание используется для официальных мероприятий, Публий и его одноклассники вынуждены ютиться, сидя на тротуаре, а восковые дощечки класть себе на колени. Публию это не нравится, остальных учеников это раздражает, прохожие и проезжающие мимо тоже не рады этому.

Заниматься за пределами базилики плохо еще и потому, что портится настроение у самого учителя и он вымещает злость на учениках. Если бы учитель знал, что ученики прозвали его Орбилием, возможно, самому ему это бы даже понравилось. Так звали учителя поэта Горация, которого сам стихотворец прозвал «plagosus» – драчуном за ту легкость, с которой он брался за плеть. Учитель Публия тоже не стесняется пользоваться плетью – это небольшое приспособление из кожи постоянно при нем. Как и большинство римлян, он не видит ничего плохого в телесных наказаниях при обучении. Вот почему он был бы доволен, убедившись, что в головах учеников все-таки остались какие-то знания о Горации, пусть даже они применили эти знания, чтобы унизить преподавателя.

Кто же Келаду отдаст, Палемону ученому столько,Сколько их труд заслужил грамматика? А ведь из этойМелочи (плата у них куда чем у риторов меньше!)Кой-что откусит на долю свою и дядька безмозглый,И выдающий урежет себе…Лишь бы совсем не пропала работа твоя среди ночи,

Труд спозаранку, когда не проснулись и мастеровые,Те, что шерсть начинают прясти кривыми гребнями;Только бы вонь от стольких лампад,                              сколько было мальчишек,Зря не пропала, когда по ночам казался ГорацийВовсе бесцветным и копотью                            весь покрывался Вергилий.

А для получки твоей ведь еще у трибунов дознаньеНужно! Вот так и блюди суровой науки обычай,Ибо учителя долг – языком в совершенстве владея,Помнить историю всю, а авторов литературныхЗнать как свои пять пальцев всегда…Пусть, мол, наставник оформит рукой                             еще мягкий характер,

Лепит из воска лицо, как скульптор; пусть своей школеБудет отцом, чтоб питомцы его не шалили позорно,Не предавались порокам. Легко ль                                   за руками мальчишекВсех уследить, когда, наблудив, убегают глазами?Вот, мол, забота тебе…Ювенал. Сатира седьмая (фрагменты)[23]

Вновь усевшись на дорогу, Публий, к счастью, видит еще одну группу учеников. Учитель тоже их видит, хоть и придает лицу кислое выражение при виде педагога. Большинству учеников в группе от шести до десяти лет. Они слишком малы, чтобы в одиночку блуждать по улицам Рима, полным многочисленных опасностей, поэтому в школу их отводит педагог – так называют сопровождающего детей слугу, чаще всего раба. Иногда родители, живущие по соседству, объединяются и нанимают одного педагога на всех. Еще одна задача педагога – нести учителю дневную плату за обучение детей. Учитель смотрит на педагога так кисло, потому что знает: педагог не расстанется с этими деньгами, пока не получит свою долю.