Если они что-то говорили, их слушали, если они что-то устраивали, их слушались, если они кого-то хвалили, тот испытывал громадное облегчение. Они были властителями мира. Большая часть этого мира об этом пока не догадывалась, но им предстояло стать повелителями будущего века, и они были непобедимы.
26
Распоряжение собственным банком, который с непостижимой скоростью превращался на рынках планеты в финансового монстра, открывало новые возможности. Некоторые из этих возможностей были не вполне легальны – например, когда они тайно изучали движения по счетам, чтобы проникнуть в планы, связи и отношения конкурентов или перехватить кандидатов на заем. Люди в аналитическом отделе не спрашивали, откуда у Маккейна списки, которые он выкладывал им на стол, но эти списки всегда оказывались чрезвычайно содержательными.
Но как раз самые действенные возможности были абсолютно легальны. Одним лишь заданием инвестиционных стратегий и критериев кредитов они могли как угодно поощрять целые отрасли или регионы или ввергать их в трудности, приводить к кризисам правительства стран третьего мира или выручать их оттуда. Как следствие таких кризисов они дюжинами приобретали фирмы в Малайзии, Южной Корее или Таиланде буквально за бутерброд. Не было таких разрешений или концессий, каких не мог бы получить
– Мы как черная дыра, – увлеченно потирал руки Маккейн, когда они в очередной раз взлетали в воздух. – Мы поглощаем все, что нас окружает, и чем больше мы поглощаем, тем становимся больше и непреодолимее и тем скорее поглотим еще больше окружающего. Мы растем, пока не станем размером с весь мир.
Джон не взглянул на него и ничего не сказал. Он следил из окна за взлетом. Аналогия с черной дырой ему совсем не нравилась.
Потом пришла огорошивающая новость. Немецкая и итальянская налоговые службы устроили проверку отделений Банка Фонтанелли во Франкфурте, Мюнхене, Флоренции, Майланде и Риме и даже произвели выемку нескольких ящиков с документами, которые, конечно, были отвоеваны назад эскадрой юристов фирмы еще до того, как охранители закона успели на них взглянуть.
– Что, черт возьми, все это значит? – кричал Джон, не в силах усидеть в кресле. – Что они ищут? И к чему они могут придраться? – Он смотрел в окно, ничего не видя.
– Ни к чему, – сказал Маккейн. – Они ничего не могут нам сделать. Не волнуйтесь, Джон, дело того не стоит.
Он невозмутимо стоял, разглаживая лацканы своего пиджака и поправляя галстук.
– Но мы не можем это так оставить!
– Разумеется, нет. Самое время появиться перед камерами и выложить все возражения. Мы проявим глубокую обеспокоенность финансовым положением Европы. Мы будем произносить как заклинания «свободное движение капитала», «неминуемость глобализации» и «неподконтрольность денежных потоков». И так далее. – Он засмеялся, как будто для него все это было забавной игрой. – И они снова поверят каждому слову.
Джон нерешительно оглядел Маккейна.
– А разве это возможно – контролировать международные денежные потоки?
Маккейн снова засмеялся. В высшей степени забавная игра.
– Да, конечно. Все деньги проходят через компьютеры банков, из этой системы не ускользнет ни один цент. Куда уж лучше контроль?
– А глобализация? Ведь это неудержимый процесс развития?..
– Джон, глобализацию
В дверь постучали, одна из секретарш просунула в кабинет по-тициановски рыжую голову.
– Мистер Фонтанелли, мистер Маккейн, журналисты уже внизу, в салоне.
– Спасибо, Фрэнсис, – сказал Маккейн. – Мы сейчас выйдем.
Джон позавидовал уверенности и спокойствию Маккейна. Ему самому это все не нравилось. У него было такое чувство, что они идут по тонкому льду. И чтобы не слышать хруст под ногами, громко поют и насвистывают.
– Вам понравится, – пообещал Маккейн еще перед поездкой.
Посреди гигантской бухты показался город, будто парящий над водой. На золотых куполах мечетей и дворцов играло солнце, как в сказках «Тысячи и одной ночи». Джон смотрел из окна самолета, не в силах отвести глаз, и лишь спустя некоторое время заметил, что рот у него от удивления открыт.
– Вы были правы, – сказал он, почти не дыша. – Мне нравится.
Маккейн поднял голову от толстой папки и мельком выглянул, чтобы увидеть, что Джон имеет в виду.
– Ах, это, – сказал он. – Это еще ничего.