Один в Африке. Путешествие на мотороллере через 15 стран вглубь черного континента

Капитан Фраснуа подходит позвать меня – хочет представить офицеру, возглавляющему группу солдат, он его однокурсник по Военной академии Киншасы. Пытаюсь выглядеть презентабельней: сбриваю бороду и силюсь придать лицу более бодрое и беспечное выражение. Приосаниваюсь, чтобы продемонстрировать силу духа и уверенность. Разумеется, мои пожелтевшие волосы и глаза, обведенные темными кругами, ни на кого не произвели бы благоприятного впечатления. Поднимаюсь на буксир, Франсуа идет навстречу мне, протягивая руку. У меня такое чувство, что он хочет продемонстрировать перед своими боевыми товарищами знакомство с белым, с mondele. На борту стоит страшный шум. Взрывы смеха смешиваются с фразами на lingala и французском: военные, встретившись, всегда поднимают такой шум. Франсуа кладет мне одну руку на плечо, а другой чуть подталкивает к офицеру, своему другу. С первого взгляда на него у меня создается впечатление, что тот не очень приятный человек. Вместо того чтобы пожать протянутую руку, он тяжело хлопает меня по плечу. В руке у него бутылка пива, форма в беспорядке. Автомат, висящий через плечо, постоянно подпрыгивает на животе. Должно быть, он пьет уже не первую бутылку за день, потому что явно пьян. Он задает мне несколько вопросов. Голос замедленный и искаженный алкоголем. Ему никак не удается расслышать мои ответы, потому что он заглушает их громким смехом, причины которого я понять не могу.

В голове мелькает мысль, что это состояние преувеличенной веселости, вызванное алкоголем, в конголезских солдатах в мгновение ока может трансформироваться в ужасную и безосновательную жестокость. Тем не менее, чтобы не огорчать Франсуа, я делаю хорошую мину при плохой игре, изображаю улыбку и иногда вставляю в разговор банальнейшие фразы. Вытаскиваю из кармана фотоаппарат и прошу позволения сделать снимок на память. Мы выстраиваемся и позируем; один из членов экипажа уже собирается нажать на кнопку, когда вдруг офицер отделяется от группы и приближается к молодому человеку, который присутствует при «историческом» событии, не причиняя никому неудобств. Внезапно офицер с жестокостью срывает с лица молодого человека солнечные очки и раздавливает их своими тяжелыми ботинками на тысячу осколков. Жертва этой выходки стоит неподвижно, только руки заметно дрожат, когда в его адрес несутся угрозы и оскорбления. Ни он сам, ни все остальные, присутствующие при этой сцене, в том числе и я, не можем объяснить причину такой жестокости. Я уже собираюсь встать на защиту молодого человека, но Франсуа меня удерживает и просит не обращать внимания. Он советует всегда находиться в стороне, когда в происшествие вовлечены военные. Потом объясняет мне причину инцидента: молодой человек посмел слишком пристально посмотреть на офицера! Я спрашиваю Франсуа, согласен ли он с таким поведением и одобряет ли его. Он отвечает отрицательно, но потом добавляет, что его приятель приехал из Киву, где сражается против партизан, все еще активно действующих в том районе, и поэтому взвинчен.

Бесполезно возражать на сказанное; в сущности, пара разбитых очков ничто в сравнении с жестокостью, изнасилованиями детей, ограблениями, за которые ответственны солдаты Вооруженных сил Конго, намного превосходящие бунтовщиков Лорана Нкунды и другие группировки в причинении страданий беззащитным жителям восточной провинции Конго, которую мне придется проехать, покинув Кисангани.

Провожу послеполуденные часы в состоянии смертной скуки. Разобрав палатку, я лишил себя возможности уединиться и остаться лишь в компании своих мыслей. Пристроив вещи на багажники Веспы, я оставил брезентовое полотнище и циновку, чтобы провести ночь, укрывшись от влажности. Я не смогу использовать пространство, которое занимал во время плавания, потому что во время моего отсутствия его быстренько захватили другие пассажиры. Пойду на буксир, где, конечно, удастся выкроить квадратный метр на фанерной палубе, чтобы бросить циновку.

Приютившись около командного мостика, проведу целую ночь практически без сна – мимо меня постоянно будут сновать члены экипажа. В четыре утра я уже буду ждать, когда запустят мотор. В пять утра молчание на караване неожиданно взрывается оглушительными звуками румбы из громкоговорителя – это сигнал к отплытию.

Через пять часов Виктория придет, наконец, в порт Кисангани. Употреблять слово «порт» было бы не совсем точно – в действительности причал представляет собой не что иное, как крутой спуск по утрамбованной земле, перерезанной глубокими трещинами – прорытыми водой во время частых гроз. Между буксиром и берегом полоса воды шириной метров десять.