Один в Африке. Путешествие на мотороллере через 15 стран вглубь черного континента

На борту Виктории начинается сущий ад. Пассажиры толкутся, чтобы сойти с корабля или выгрузить свои вещи по узким и шатким деревянным сходням или используя пироги. Нет никого, кто упорядочил бы выгрузку. Каждый действует так, как ему заблагорассудится. Я вновь оказываюсь в той же ситуации, как в день погрузки в Киншасе, когда на борту в лихорадочном и беспорядочном перемещении туда-сюда смешались пассажиры, воры, грузчики. Тогда у меня украли мачете, наколенники и налокотники, наивно оставленные у палатки. Сейчас я не отхожу от Веспы, во избежание повторения печального опыта – все, что у меня в багажниках, жизненно необходимо для продолжения путешествия, конечный пункт которого кажется еще очень далеким.

Капитан Франсуа приходит попрощаться вместе со своим отрядом. Ему надо немедленно явиться я в казарму. Сердечно благодарю его за все то, что он сделал для меня, и, пожимая руку, прошу найти мне кого-нибудь с пирогой, чтобы переправиться вместе с Веспой на берег.

Через десять минут я стою перед грузчиками, торгуясь с ними, но ни на минуту не упускаю из поля зрения Веспу и слежу, чтобы никто к ней не приближался. Я очень устал и ослаб, приходится делать над собой неимоверные усилия в процессе изматывающего торга с грузчиками – они хотят извлечь выгоду из ситуации. Чтобы сделать их сговорчивей, взываю к чувству гостеприимства, говорю, что это их моральный долг – помогать иностранцу в преодолении трудностей. В конце концов, первоначально запрошенные ими пятьдесят долларов превращаются в двадцать. Весь процесс выгрузки занимает едва ли десять минут. Пока грузчики ставят Веспу на пирогу, а потом тянут вверх по откосу, сердце у меня отчаянно колотится при одной только мысли, что она могла бы выскользнуть из их рук и неотвратимо упасть в реку. Грузчики оказываются умелыми и хорошо знают свое ремесло, а я указал им, в каких точках надо удерживать Веспу. Наконец-то я на берегу реки!

Двенадцатое сентября: после двадцати шести дней плавания мои ноги и колеса Веспы на твердой суше. Поворачиваю ключ зажигания и стартую.

Думаю, если бы у Веспы была душа, она бы возблагодарила меня за то, что я снова вернул ей жизнь после долгого и тяжелого периода бездействия, окруженной и похороненной под грудой скарба. Для выезда из порта направляюсь к большим воротам, шлагбаум как раз поднят вверх. У меня в голове указания, которыми меня снабдили, чтобы быстро доехать до миссии отцов Комбониани, находящейся на окраине города.

Собираюсь уже проехать в ворота, когда выбегает полицейский, останавливает меня и просит следовать за ним для проверки документов. Вхожу в хижину вместе с Веспой и сажусь на скамейку. Офицер миграционной службы проверяет мои документы. Знаю, ему не к чему придраться, но он вертит документы, стараясь найти хоть какую-нибудь зацепку, чтобы выжать из меня деньги. Так и не найдя ничего, к чему можно бы придрасться, он открыто заявляет, что если хочу уйти, то должен дать ему немного денег. Чтобы уменьшить его амбиции и не придавать никакого значения его словам, смотрю в сторону и отвечаю, что у меня нет денег, которые мог бы подарить. Я болен и еду к отцам Комбониани лечиться.

У меня нет желания спорить и защищаться. Я удобно сижу в тени и мог бы остаться тут хоть на целый день. Полицейский, в стремлении заставить меня уступить, заявляет, что немецкие туристы несколько месяцев назад дали ему тридцать долларов. Отвечаю, что, очевидно, они были богаче меня. Чтобы продемонстрировать ему свою добрую волю, могу подарить лишь несколько апельсинов (их я купил в последние дни плавания у какого-то крестьянина, приставшего на своей пироге к барже). Нет ни малейшего желания поддерживать еще один вялый разговор с полицейским. Остаюсь сидеть на скамейке примерно полчаса, вспоминаю последние дни плавания и словно вижу себя на буксире, со щекой, прижатой к лееру, неподвижного и наблюдающего за монотонным течением реки. Постепенно все голоса и шумы, внутри хижины и снаружи, слабеют и отдаляются. Отстранившись от всего, что меня окружает, загипнотизированный желтоватыми водами реки, текущими в моей памяти, я склоняю голову на рюкзак и задремываю.