И Мирослав Аристархович пожал плечами, добавив:
– Самоуправства нигде не любят.
Конверт Глеб передал Земляному, который после утрешней неудачи пребывал в задумчивости, означавшей, что в буйной голове вот-вот зародится очередная идея. И скорее всего будет она в той мере безумна, чтобы можно было говорить о некоторой ее гениальности.
– А ты куда собрался? К Аннушке? – ревниво поинтересовался Земляной, но нос в конверт сунул приличия ради. При всей своей кажущейся безголовости был он человеком вполне ответственным, а потому не стоило думать, что поручения, тем паче государевым словом запечатанное, он не исполнит.
Другое дело, что и помощи не примет. Слово, оно такое.
– Анна Платоновна? – поинтересовался Мирослав Аристархович. – Мещанка? Сорока трех лет от роду?
– Соседка наша.
Разговор был слегка неприятен.
– Возможно, будущий сотрудник школы, – счел нужным добавить Глеб, бросив-таки взгляд на запыленное зеркало.
Отражение было обыкновенным. Не хуже вчерашнего и не лучше. С чего его вообще стало беспокоить собственное отражение?
– Будущий сотрудник будущей школы… Иди уже, – махнул рукой Земляной. – Гуляй, а мы тут убивца ловить будем, и вообще… – Он потер шею и пожаловался: – Обещали по архивам поглядеть, да только не шевелятся, собачьи дети. Вот отчего так? Распоряжение отдавать, так это они мигом, а работу работать чтобы, то и не дождешься?
Мысль эта была глубока. И Глеб все-таки вышел. Заглянул к подопечным, которые вернулись и вели себя на редкость тихо и прилично, что не могло не вызывать подозрений.
Арвис ушел. Калевой забился в угол с очередною книгой вида превнушительного. Кажется, «Основы малой руники», правда, глядел он не столько в книгу, сколько на новенькую. А та, устроившись на кровати с ногами, глазела на прочих.
Говорить, что девчонка, не стали. Пока оно не видно, а там глядишь и привыкнут. В общем, Глеб очень надеялся на очередное чудо.
– А у тебя правда батька черным магом был? – донеслось из-за двери.
Миклош? Самый спокойный из всех.
– А что? И проклинать умел?
Ответа он не услышал. Дверь притворил и…
Анна сидела на веранде.
Плетеное кресло-качалка, белый плед, почти соскользнувший на пол. Светлые волосы и светлая кожа, чересчур уж светлая.
– А вот если бы вы не дурили, – сказала она, подтягивая трость к себе, – мне бы не пришлось вставать и отворять вам калитку.
– Я могу и здесь постоять.
Глеб с удовлетворением отметил, что охранная система разрослась. Еще пару дней, и поле станет равномерно плотным.
– И испортить остатки моей репутации?
Она ступала осторожно, то и дело останавливаясь. И старалась не морщиться, только получалось плохо.
– Болит?
– Устала, – она все же дошла до калитки. – Может, вы все-таки…
– Доверяете?
Она пожала плечами и осторожно коснулась зверя, который держался рядом, но будто бы в тени.
– И доверяю. А еще знаю, что когда-нибудь наступит нехороший день. И я просто-напросто не дойду до калитки. Неважно, вам ли открыть, кому-нибудь еще. Что тогда останется?
Ветер перебирал светлые прядки ее волос.
– Я как-то не подумал о… Извините.
– И вы меня. Иногда я становлюсь раздражительна.
Она посторонилась, пропуская его, и калитка закрылась, восстанавливая контур.
– Сегодня я весь день бегала: то мальчики, то Павел – вздумалось ему договора старые поднимать. То рабочие опять же. Весь сарай развалили. Делают красиво, а я с самого начала говорила, что в этом нет смысла. Вам мотор не нужен?
– У меня есть.
– Будет два. – Она все же наклонилась и потерла ногу. – Еще раз простите, иногда оно совершенно невозможно.
Проклятье оживало. Оно не стало больше, скорее уплотнилось.
– Вы позволите? – Глеб не стал дожидаться ответа, а подхватил Анну на руки и отнес к креслу.
– А трость?
– И трость. Сейчас. Новая?
– У меня их целая коллекция, – не то пожаловалась, не то похвасталась Анна. – Должна же у женщины быть хоть какая-то маленькая слабость?
– Должна, – Глеб поставил трость рядом с креслом и обошел его, оказавшись за спиной Анны. – Будьте добры, скажите голему, что я не собираюсь вредить вам. Я хочу лишь взглянуть.
– Слышал, Аргус? Он друг. Трогать нельзя. Что бы ни случилось, трогать нельзя.
Голем шевельнул кончиком хвоста. Надо полагать, это означало согласие.
А Глеб коснулся холодных висков:
– Закройте глаза. Попытайтесь расслабиться. Меня здесь нет.
– Вы здесь очень даже есть, – возразила Анна. – Но я попытаюсь, а говорить можно?
– Если хотите.
– У меня ощущение, что я сегодня целый день говорю… сначала с мальчишками.
– Они вас расстроили?
– Нет, – она на мгновенье замолчала и тряхнула головой.
– Сидите смирно.
– Извините. Просто… просто я представляла это несколько иначе. Я говорю. Они слушают.
– Внимательно, не пропуская ни слова…
– Именно.
Глеб не видел ее лица, но мог бы поклясться, что Анна улыбнулась. А вот проклятье ожило. Ему не нравилась эта случайная ее радость. Тьма внутри перекатывалась, впрочем, не способная выйти за пределы отведенных ей границ.