Одиссея

В середине 1848 г. почти одновременно выходит в свет первая половина перевода “Одиссеи” В. А. Жуковского (песни 1-12) сразу в двух изданиях: сначала в составе “Новых стихотворений В. Жуковского” (Т. 2. СПб., 1849),[1754] а затем в 8-м томе пятого издания “Стихотворений В. Жуковского” (СПб., 1849). Оба издания имели одинаковое посвящение: “Его Императорскому Высочеству Государю Великому Князю Константину Николаевичу свой труд с глубочайшим почтением посвящает В. Жуковский”.

Начиная с седьмого посмертного издания сочинений Жуковского под редакцией П.А. Ефремова (СПб., 1878) посвящение по неизвестным причинам было снято, а потому вопрос о посвящении к “Одиссее” Жуковского в литературоведении и критике практически не возникал. А. Н. Веселовский ограничился лишь указанием на то, что “Жуковский доставил его (первый том “Одиссеи”) вел. кн. Константину Николаевичу, которому и посвятил свой труд”,[1755] и ссылкой на письма Жуковского об этом. Другие исследователи творческого наследия поэта по существу игнорировали этот факт.

А между тем это посвящение представляет определенный интерес как для творческой истории перевода “Одиссеи”, так и шире — для духовной биографии позднего Жуковского.

Великий князь Константин Николаевич (1827-1892), второй сын императора Николая I, приблизился к Жуковскому в 1839 г. В этом году ему исполнилось 12 лет, и Жуковскому было предложено состоять при младших князьях — Константине, Николае и Михаиле Николаевичах. К этому времени поэт официально завершил свою миссию воспитателя при наследнике Александре Николаевиче, и такое предложение, исходящее от императора, свидетельствовало о доверии к нему. Однако Жуковский деликатно отклонил это предложение, желая посвятить остальные свои годы тем занятиям, “кои единственно мне свойственны, но давно мною оставлены”. Между тем в архиве поэта (Онегинское собрание ИРЛИ) сохранился доклад Жуковского о воспитании великого князя Константина Николаевича с резолюцией императора Николая I: “Совершенно согласен”.[1756]

По всей вероятности, Жуковский не сразу решился на отказ от предложения императора и готовился к своей новой миссии. Одним из пунктов воспитательной программы Жуковского было поручение 12-летнему великому князю “для упражнения в правильном изложении мыслей (...) каждое воскресенье написать письмо к какому-нибудь отсутствующему лицу. Когда очередь дошла до Жуковского, то его ответ понравился его высочеству и положил основу дальнейшей переписки, продолжавшейся до кончины поэта”.[1757] Действительно, последнее письмо к великому князю написано 24 сентября (6 октября) 1851 г., за 7 месяцев до смерти поэта, а последнее известное письмо Константина Николаевича к Жуковскому датируется 11(23) октября 1851 г.

Переписка Жуковского с великим князем Константином Николаевичем, длившаяся почти 12 лет, — любопытный документ не только человеческих отношений (великий князь подписывал свои письма: “Ваш верный друг” или “Ваш сердечный друг Константин”; Жуковский в свою очередь признавался: “я вам душою с родни”), но и важный источник для осмысления просветительства Жуковского, его эстетической позиции 1840-х годов, материал для творческой истории перевода “Одиссеи”. К сожалению, известны не все ответные письма великого князя. Так, до нас не дошли его размышления о переводе “Одиссеи”, которые порадовали поэта. “Вы говорите мне о моей Одиссее не одни общие фразы; вы говорите мне именно то, что я желал бы слышать от всякого, имеющего поэтическое чувство и зоркий вкус, читателя” (6, 369), — писал Жуковский 24 августа 1849 г. Но и дошедшие до нас и опубликованные 18 писем поэта и 11 писем великого князя[1758]

проясняют причины посвящения перевода “Одиссеи” именно Константину Николаевичу.

Своеобразной стихией жизни великого князя Константина Николаевича с детства стало море. Император Николай I предназначал сына для службы во флоте, и уже в 1831 г. (т.е. в 4-летнем возрасте) он был назначен генерал-адмиралом, постепенно постигая все стороны жизни русского флота, атмосферу морских путешествий и тяготы корабельной службы. Его воспитание было поручено адмиралу Ф.П. Литке, который не только сумел внушить ему любовь к морскому делу, но и способствовал нравственному становлению его личности. Не случайно Жуковский так высоко ценил деятельность Литке на этом поприще, и их переписка — еще одно важное звено в сюжете о переводе “Одиссеи”. Литке не только внимательно прочитал это творение Жуковского, но и сделал тонкие замечания по поводу “некоторых ошибок в экзаметрах”.[1759]