— Я тоже старалась, а ты так и не открыла мой подарок!
Я сорвала бумагу со свёртка и открыла пластиковый пакет, из которого вынула три странные юбки. Одного взгляда на лейбл «Фри Пипл» было достаточно, чтобы понять, что я подобное не надену. Одна, самая длинная юбка была из серого трикотажа с разрезом во всё бедро, скреплённым несколькими стежками в самом низу у щиколотки, вторая заканчивалась у колен рваными треугольниками, а последняя оказалась мини-юбкой с какими-то гипюровыми кружевами, словно из-под юбки торчала комбинация… Одним словом — ужас, но всё же под выжидающим взглядом Аманды я поднялась с ковра и приложила к себе юбки, все три сразу, самой короткой вверх.
— Аманда, спасибо, но я не очень представляю себя…
— Вот, с индейскими бусами самое то будет, — перебила она меня то ли серьёзно, то ли смеясь.
А я как-то сразу сжалась от неприятных воспоминаний, связанных со Стивом, которые аккумулировались в таком красивом подарке. Явно я никогда не надену их, не говоря уже о тех, что подарены им Аманде. Вдруг я почувствовала в носу влагу и потянула носом. Я продолжала стоять рядом с ёлкой, но вместо запаха хвои в нос мне ударил терпкий запах шоколада.
— Девочки, я даже не знаю, что предложить вам, меня в этом году просто задарили…
Я обернулась к вошедшей миссис ОʼKоннер: та держала в руках две открытые коробки с шоколадом.
— Один бельгийский, это тот, что в форме ракушек, а это горький пористый, тот, что просто кусочками, и ещё…
— Мам, кто это есть будет?
Аманда поднялась из кресла совсем по-беременному, опираясь руками в подлокотники, выставляя вперёд живот, выгибая спину. Неудобнее телодвижения не придумаешь, и руки Аманды тотчас легли на поясницу, чтобы растереть мышцы, затёкшие от долгого сидения.
— Вы будете есть, кто же ещё! Можем шоколадное фондю сделать с фруктами… Аманда, не смотри так на меня. Рождество сегодня. Ты только взгляни, как хорошо смотрится на мне шарфик.
Скажем так, смотрелся он совершенно обыкновенно, и я могла бы сделать палитру намного ярче, а вот улыбка, которая освещала шарфик, была великолепна, и она сглаживала все допущенные мной при валянии шерсти огрехи. Но Аманда, не удостоив мать ответом, прошествовала к роялю и, откинув крышку, провела по белым клавишам рукой, словно стирала пыль. Тяжело вздохнув, села на скамью и опустила руки на клавиши, нашла ногой педаль. Глядя, как упирается в корпус инструмента огромный живот, я представляла скрюченную фигурку малыша. Ночью мы отыскали в дебрях интернета шикарный фильм, снятый аж тридцать лет назад, который качеством исполнения полностью соответствует названию «Чудо жизни». Боже ж мой, какое же это ни с чем не сравнимое чувство — наблюдать, как из головастика постепенно формируется кто-то, похожий на человечка, и как формы его становятся всё более и более привычными, чтобы через сорок недель появиться на свет куклой-пупсом. В начале третьего триместра, этот малыш уже сидит вниз головой, хотя и не догадывается об это, и с ногами, закинутыми за уши. Интересно, а когда он родится, его можно таким вот клубочком опять свернуть? Что за идиотские мысли лезут в голову, когда… Что?
Я ведь продолжала смотреть на Амандин живот и совершенно не услышала, как гостиную заполнили звуки рояля. Аманда наигрывала что-то до боли знакомое, но я не могла вспомнить слова песни, пока она не запела:
— Itʼs Christmas once again in San Francisco. There is not a chance that it will snow. Forty-niners playing in a pool of green. Back east itʼs ten degrees below. I can hear the mission bells a-ringing. Union Squareʼs all dressed in Christmas cheer. Kids are counting days till Christmas morning. Itʼs my favorite time of year. Itʼs Christmas once again in San Francisco. There is not a snowflake to be found. No sleigh rides, no snowmen like you see on the Christmas cards. Oh, but weʼve got a lot of Christmas in our hearts. Some folks say it doesnʼt feel like Christmas if you canʼt look outside and see some snow. But I donʼt recall that it was snowing in Bethlehem two thousand years ago…
Я не могла оторвать глаз от бегающих по клавишам длинным — я только сейчас заметила, насколько они у неё длинны — пальцам, рождающим феерические звуки, то взметающиеся к потолку, то, словно мячик, падающие на пол и вновь отскакивающие от него… Вместе с музыкой взметались ввысь мои мысли о том, что я абсолютно ничего не знаю об Аманде. Оказывается, она великолепно играет, что, конечно, не удивительно для дочери учителя музыки, но я не знала и о том, что её мать преподаёт фортепьяно, и мне казалось, что чёрный рояль в комнате всего лишь красивая часть интерьера.
Аманда продолжала играть и петь, и пусть пела она намного хуже, чем играла, но музыка и голос дурманили меня больше запаха свежей хвои, и я даже не поняла, как в моей руке оказалась шоколадная конфета. Я машинально запихнула её в рот и плюхнулась на диван, чуть не промахнувшись и не сев на пол. Миссис ОʼКоннер присела рядом, продолжая держать в руках коробки, и я выудила ещё пару конфет, глотая их, похоже, не жуя.