Одна беременность на двоих

— В боку всё ещё колет. Похоже, засиделись мы с тобой в Рино… Надо быстрее приводить себя в норму, а то как рожать-то буду, третий триместр уже… Время летит, а я… Я совершенно ещё не готова… — Аманда отвела от меня глаза и вновь уставилась на гладкую поверхность озера, в котором отражалось высокое небо и плавали одинокие жёлтые листья. — Будем кататься на велосипедах у твоего отца?

— Нет, — тут же ответила я. — Ты можешь рисковать собой и ребёнком, сколько хочешь, но я в этом участие принимать не собираюсь.

У меня вообще не укладывалось в голове, как она может думать о вещах, которые запросто могут навредить малышу и, не приведи Господи, вызвать преждевременные роды.

— Ты вообще не слушай моего отца. Что он может помнить про мамины беременности! Это так, скупая мужская фантазия. Я вообще считаю, что и в горы идти не надо, раз у тебя что-то колет, а мы ещё и полмили не прошли. Поехали домой, а?

— Так и колет, потому что не ходили. Сейчас отпустит и пойдём, а пока давай камни в воду кидать.

Аманда швырнула первый камень, и тот с гулким бульком тотчас пошёл ко дну. Я сгребла побольше камней и, разложив на ладони, стала искать плоские. Только даже те, которые по всем правилам мальчишеской физики, должны были скакать по воде, исправно шли у меня ко дну. Аманда расхохоталась и сказала сквозь смех:

— Ну и как мы будем учить моего парня бросать камни?

Я смолчала — во-первых, вопрос был риторическим, а во-вторых, она употребила местоимение «мы», а я все ещё прекрасно помнила её фразу о том, что «мы — это я и ты». Что-то изменилось? Серьёзно? Неужели она действительно стала размышлять о том, чтобы принять мою заботу после рождения ребёнка? Похоже, я слишком долго размышляла, потому что Аманда поднялась на ноги и, вытащив из заднего кармана штанов телефон, принялась фотографировать озеро.

— Знаешь, я после интенсива хочу действительно пописать акварелью в стиле Ван Гога.

— Кого?

Я не могла поверить своим ушам — утончённой Аманде нравится эта мазня. Я с каким-то остервенением стала отряхивать от песка свою кофту, а когда повязала её на пояс, то увидела, что Аманда смотрит на меня, сжимая телефон в руках.

— Я знаю, о чём ты думаешь, — сказала она. — Просто ты никогда не видела его акварельных работ. Я сама была в шоке. Это такая красота, всё прописано детально, словно он работал с фотографий. Если бы я не знала, что это Ван Гог, никогда бы не догадалась. Вот!

Она стала копаться в телефоне, отыскивая акварельные работы одноухого художника. Я наклонилась к экрану, но картинки мелькали передо мной как стекляшки калейдоскопа — я видела лишь яркую вспышку солнца, которая, играя в волосах Аманды, красила их в медный цвет. Я вдыхала их арбузный аромат, ведь Аманда, начитавшись про разную химию в шампунях, стала пользоваться только детским. Однако вчера, когда мы вечером ввалились домой после длинной дороги из Рино, она не мыла волосы. Как же запах мог сохраниться?

— Взгляни, как он комбинирует акварель с углем. Это же обалдеть! — продолжала она скользить пальцем по экрану телефона, не замечая, что я вообще не смотрю на работы Ван Гога. — А никто и не знает, что он рисовать на самом деле умел, а не просто цвета мешать! Хотя он брату своему писал, что его акварели далеки от шедевров, но, по-моему, они намного лучше его живописи. Вот, гляди, какая перспектива, какие пропорции моста и домиков, как прописана размытая дождём дорога… Не, это пропустим, тут пошла мазня в его обычном стиле… Вот, фигура, ты глянь, как прописана каждая жилка на стариковских руках, каждая складка на штанах… О, чёрт! Сеть пропала… Да что за дрянь-то!

Аманда со злостью тряхнула телефоном и потом сунула его обратно в задний карман брюк, и только сейчас я заметила, что на её брюках нет боковых карманов.

— Брось, — сказала я, все ещё почему-то чувствуя арбуз, или же это был запах какого-нибудь растения? — Я уже поняла, что это случай Пикассо. Когда люди начинают говорить, что могут рисовать как великий Пабло, то надо отсылать их к его академическим работам. Да и Винсент бы нормально рисовал, если бы у него не было брата, который всю жизнь его содержал, потому что никому нафиг не нужна была эта прогрессивная мазня.