Одна беременность на двоих

— Так я же поведу машину!

Мы расплатились и стали спрашивать испанца, как отыскать нашу стоянку. Оказалось, что искомая улица параллельна той, где находится ресторан.

— Обалдеть! — выдохнула я.

— Да, даже когда не знаешь куда идти, надо просто идти и придёшь, — философски изрекла Аманда, и я ещё долго думала над её фразой, потому что мне было до жути скучно на обратном пути, ведь Аманда уснула, когда мы ещё даже не выехали за черту города. У меня тоже начали опускаться веки, и я до боли сжимала на руле пальцы, чтобы не задремать. Впервые я поняла, как случаются аварии с заснувшими за рулём водителями. Никогда ещё я с такой радостью не вынимала ключ из зажигания. Но Аманда спала, уперев подошвы сапог в коробку передач. Губы её были приоткрыты, и выглядела она сейчас лет на тринадцать, не старше, из-за округлившихся щёк и появившихся вдруг на них ямочек. Я не включила обогрев, боясь совсем размякнуть в тепле, и теперь было холодно, хотя в долине всегда теплее, чем на полуострове. Что делать?

Будить Аманду не хотелось, а спать хотелось и очень, поэтому я откинула спинку водительского кресла, застегнула куртку, поправила шарф с перчатками и закрыла глаза. Быть может, всё же надо поставить галочку против пункта про парня, немного подправив его, ведь я не встречала этот Новый год с отцом, я не была одна.

Глава сорок вторая "Ночное наваждение"

Утром первого января мне суждено было понять, что существуют наваждения, заставляющие усомниться в собственном здравомыслие, странным образом зависнув на неопределённое время где-то между сном и реальностью. Проснулась я совершенно разбитой не потому, что спала в машине в ужасно неудобной позе, а потому что мне снился настолько реальный сон, что в первые секунды бодрствования я даже не смогла понять, что проснулась и пыталась вернуть себе утерянную картинку гостиной совершенно незнакомого мне дома, не понимая, почему я вижу этот странный руль. Я судорожно моргала, непроизвольно облизывая неестественно сухие губы потому, как продолжала ощущать на них привкус яблочного сока, который по всем законам естественных наук должен был бесследно исчезнуть ещё несколько часов назад. Но я чувствовала его каждой порой языка; яблочную шипучку, которой мы встречали Новый год невозможно было спутать ни с чем, как и списать жуткое томление во всем теле на обычное утреннее желание посетить туалет.

Я боялась повернуть голову в сторону Аманды, мне было страшно увидеть её огромные глаза и прочесть в них осуждение, потому как выражение моих глаз должно было быть в тот момент безумным. Несмотря на куртку, шапку и перчатки, я дико замёрзла, хоть и чувствовала, как пылают уши под слоем переплетённых акриловых нитей. Я еле сумела согнуть пальцы, чтобы не глядя достать из углубления подстаканника телефон, который я как-то догадалась зарядить во время обратной дороги. Пальцы не слушались, и я с трудом смогла снять с экрана блокировку и узнать время — вернее мне было достаточно увидеть тёмно-синий экран вокруг циферблата, чтобы понять, что на дворе всё ещё ночь. Хотя достаточно было просто взглянуть в лобовое стекло. Сквозь кусты роз, которыми были засажены решётки подземного гаража, не пробивался ещё утренний свет, а через заднее стекло было видно, как по-ночному одиноко желтеют прикреплённые к бетонным балкам фонари. Этот неестественно желто-зеленый свет заставил меня похолодеть ещё больше, словно я погрузилась в трёхмерный вариант какого-то фильма ужасов: оставалось только услышать скрежет качающегося фонаря и чьи-то гулкие шаги.

В этот предрассветный час гараж был пуст, да и весь наш жилой комплекс спал беспробудным сном, как и Аманда, чьё сопящее дыхание болью отдавалось в моем правом ухе. Наверное, она простыла, у неё теперь заложен нос, но проверять свою теорию я не хотела, да не могла, потому что тело моё закостенело от какой-то мёртвой тишины бетонного подвала, в которой мне бы так хотелось услышать утреннее щебетание птиц, хотя я совсем не была уверена, что те поют в середине зимы…

Я продолжала смотреть через зеркало заднего вида на отражение бамперов припаркованных напротив машин и чувствовала, как сердце начинает замирать в нехорошем предчувствии, словно я сейчас должна была увидеть какого-то монстра. Только руки мои отяжелели настолько, что даже если бы я хотела завести машину и уехать отсюда в освещённые разноцветными огнями уже пробудившиеся от крепкого сна центральные улицы, я бы не смогла двинуться с места. Сердце уже стучало в висках, хотя, возможно, оно поднялось туда ещё во сне, и таинственный монстр, которого я ожидала увидеть позади машины, на самом деле сидел внутри меня и неудержимо рвался из сна в реальную жизнь.