Я смотрела в глаза Аманды и не могла понять причину их лихорадочного блеска. Возможно, они увлажнились из-за пережитой недавно боли или оттого, что она, похоже, мысленно прорисовывала мой портрет, или же оттого, что она подумала о том же, о чём и я… Несостоявшийся тореадор обежал немногочисленных посетителей с бокалом и под звонкий «дзинь» пожелал счастливого Нового года. И вот — один, два, три, и наступил Новый год. Я едва пригубила сок, видя перед собой через стекло своего и Амандиного бокала лишь расплывчатый силуэт её носа, который вдруг начал расти, и у меня взяло долгое мгновение понять, что Аманда поднялась со своего стула и перегнулась ко мне через стол. Я чувствовала себя железным гвоздём, который отрывают от земли с помощью магнита. Я вдруг перестала чувствовать ноги, но как-то всё-таки поднялась и ощутила на губах яблочный сок, только был он не из моего бокала. Я быстро подалась назад и плюхнулась обратно на свой стул, глядя, как Аманда медленно опускается на свой.
— А ты утром много галочек поставила? — вдруг спросила она совершенно будничным тоном.
Что я могла ответить? В прошлом году я составила совершенно дурацкий список дел на следующий год: найти подработку по специализации, я её нашла; продать хоть один свой шарфик, и я продала все; нарисовать картину, чтобы её приняли на выставку — я даже не попыталась её нарисовать; посмотреть представление цирка дю Солей, о котором благополучно забыла, а когда спохватилась, то оставались слишком дорогие билеты; сходить в поход, пункт который я добавила, чтобы хоть что-то написать, да я сходила летом с братом в поход, и… Я почувствовала, как у меня стали пылать уши то ли от пристального взгляда Аманды, то ли от собственных мыслей. Да, я написала последним пунктом — найти себе наконец парня. Для чего я его написала, я не знала. Просто отец тогда спросил меня, почему я одна… Могла ли я поставить подле этого пункта галочку? Могла, но не захотела…
— Нет, — ответила я. — Я так и не нарисовала картину.
Аманда отвела взгляд и уткнулась в свою тарелку.
— Ты написала это в список на этот год?
— Нет, я его не составила… Я не люблю эти списки, они надуманные, и галочек в них очень мало. Кажется, что год — это целая вечность, а… Ты всё сделала?
— У меня год незапланированный получился, а следующий уж точно будет с сюрпризами, — улыбнулась Аманда и впилась губами в край своего бокала. — Я тоже думаю, что они глупы, потому что мы портим себе праздник отсутствием галочек и объяснениями внутреннему я, почему мы что-то не сделали. А проблема не в том, что не хватило времени, а в том, что мы весь год про этот список не думаем, а вспоминаем о нём осенью… Я решила больше не писать. Я вообще не могу представить себе, что за жизнь будет у меня через три месяца.
— Хорошая, — отозвалась я, с силой сжав деревянную ручку ножа, которым пыталась отрезать клешню крабу.
— Попробуй этот нож.
Испанец подошёл так бесшумно, что я даже вздрогнула и еле сообразила, что надо поблагодарить.
— Видишь, помощь всегда приходит неожиданно, когда её даже не зовёшь.
Я разделила краба и положила половину на тарелку Аманды.
— Я больше ничего не буду, — сказала она резко, засыпая всю тарелку рисом. — Мне много морепродуктов сейчас нельзя.
— Я тоже не буду устрицы…
— А ты их пробовала?
— Нет, но в детстве, мои родители любили жарить мидий. Воспоминания не из приятных.
— А вдруг тебе сейчас понравится?
Я уставилась на раковины, красивым кругом выложенные по ободку чугунной сковородки, и почувствовала приступ тошноты.
— А ты закрой глаза, — сказала Аманда, словно читала по лицу моё внутренне состояние. — Только вкус важен. Закрывай глаза, а я достану моллюска и положу тебе в рот.
Я подумала, что со стороны буду выглядеть полной идиоткой с раскрытым ртом, будто у младенца, но всё же покорилась желанию Аманды и не просто прикрыла глаза, а сильно-сильно зажмурилась, почувствовав даже, как натянулась на висках кожа. Железный вкус вилки не захлестнул непонятное ощущение от склизкого хрустящего тела, которое пытались прокусить мои зубы.
— Почему креветки вкусные, а это…
— А потому что ты видишь их на блюде в более привлекательной форме, — сказала Аманда, подцепляя ножом следующую раковину. — Ты же, как художник, должна понимать, что сначала мозг фиксирует форму, а уж потом — содержание…
— Я не стану больше есть, — запротестовала я и плотно сжала губы, но вилка с бледным тельцем устрицы неумолимо приближалась к моему рту.
— С одного раза не разберёшь, — продолжала гипнотизировать меня Аманда, и я покорно открыла рот. — Новый год — это всегда что-то новое… Во всяком случае так должно быть, и только люди сами себя приклеивают к старому и не дают себе почувствовать новизну, а потом говорят, что им скучно…
— Ещё бы, ведь будни не просто так называют серыми…
— Давай доедай быстрее и поедем, а то с пьяными на дорогах не хочу встречаться.
— С какими пьяными… Они же говорят, что на этот день удвоили штрафы.
— А кого это остановит? Только тех, кто всё равно бы не пил… Таких, как ты… Пойдём, а то у меня глаза слипаться начинают.