Одна ночь: открытий

Я киваю, прижимаясь к нему спиной, желая этой глубины. Нет никакого расслабления, мягкости. Он падает вперед на пронзительном реве, посылая меня в ошеломленную эйфорию удовольствия от скручивания пальцев ног. Я кричу, сжимая кулаки на ковре и запрокинув голову в отчаянии. Он безжалостен, валет на каждый фунт вперед, его пальцы впиваются в мягкую плоть моих бедер. Ковер на моих голых коленях кажется шершавым — Миллер ведет себя нехарактерно грубо со мной, но легкий дискомфорт и неумолимая сила его удара по моему телу меня не останавливают. Вместо этого я умоляю о большем.

«Сильнее», — слабо бормочу я, позволяя Миллеру взять на себя полный контроль, и сила, чтобы выдержать его карающие удары, меня не подводила. Все, на чем я могу сосредоточиться, — это на том удовольствии, которое поглощает меня, берет на себя каждую часть меня.

«Господи, Оливия!» Его пальцы сгибаются и снова впиваются в мою плоть. «Я делаю тебе больно?»

«Нет!» — выпаливаю я, внезапно опасаясь, что он ослабнет. 'Сильнее!'

«О, ты, блядь, мечтаешь». Его колени расширяются, раздвигая мои ноги, и его темп ускоряется, наши тела громко сталкиваются. «Я иду, Оливия!»

Мои глаза закрываются, дыхание покидает мои легкие, как и мой разум. Я нахожусь в темном, безмолвном мире, где моя единственная цель — купаться во внимании, которое оказывает Миллер. Нет ничего, что могло бы отвлечь меня, ничего, или испортить наше драгоценное время вместе. Только мы — мое тело и его тело делают невероятные вещи.

Удовольствие возрастает. Каждое столкновение его тела с моим толкает меня к полному восторгу. Я хочу поговорить, рассказать ему, что он заставляет меня чувствовать, но я немую, не могу произнести ни слова, только хныканье отчаяния и удовольствия. Я чувствую, как приближаюсь вершина его кульминации. Он расширяется во мне, и могучий рев возвращает меня в комнату. Мой оргазм застает меня врасплох, и я кричу, когда он пронизывает меня, как смерч. В работу задействованы все мои собственные мышцы, кроме шеи, из-за чего моя голова безвольно падает между руками. Резкие толчки Миллера снова ускоряются, чтобы унести его через край, и он тянет мое окоченевшее тело на себя. 'Ахххххххххххх!' — ревет он и наносит удар с силой, которую можно понять только в том случае, если вы принимаете его. И я принимаю. Резкая вспышка боли, пронизывающая меня, смешиваясь с шипами удовольствия, бурлящими глубоко в моем паху, уносит из меня все. «Черт побери», — выдыхает он, сцепляя нас вместе и удерживая вместе. Я готова рухнуть. Миллер — единственное, что поддерживает меня, и когда он убирает пальцы с моих бедер, я теряю эту поддержку, плюхаясь на пол спереди, вздрагивая и задыхаясь.

Прохладный ковер на моей щеке приветствуется, когда я наблюдаю, как Миллер падает на спину рядом со мной, его руки безвольно падают над головой, его грудь резко расширяется. Он насквозь мокрый, натянутая плоть его груди блестит от пота. Если бы у меня была энергия, я бы протянула руку и погладила его, но я бесполезна. Полностью выведена из строя. Но недостаточно, чтобы закрыть глаза и лишиться ошеломляющего зрелища пост-кульминационного момента Миллера.

Мы оба остаемся растянувшимися на ковре целую вечность. В мои уши вторгаются постоянные затрудненные вздохи. Наконец, собрав откуда-то силы, я провожу рукой по ковру и провожу кончиком пальца по его боку. Он легко скользит, чему способствует влажная его горячая кожа. Его голова опускается в сторону, пока его глаза не находят мои, и усталость уходит, оставляя пространство для разговора. Но он меня опережает.

«Я люблю тебя, Оливия Тейлор».

Я улыбаюсь и прилагаю все усилия, чтобы ползти поверх него, прижимаясь всем телом к ​​нему, утопая лицом в его шее. — И ты меня тоже очаровал, Миллер Харт.

Глава 14

— Тогда посмотрим. Он ждет на тротуаре возле салона, и я могу сказать, что он очень встревожен. Он нервничает, выглядит необоснованно подчеркнутым возможностями моей новой стрижки. Меня доставили в салон со строгими инструкциями по обрезке минимальных сантиметров, хотя Миллер взял на себя ответственность повторить эти инструкции парикмахеру и ушел только тогда, когда я заставила его сделать это, видя, как он нервировал мастера, заставляя ее чувствовать себя своими краткими приказами. Миллер, наблюдающий за ней, вероятно, доставил бы мне что-то похуже, чем я уже имела. Мои когда-то длинные, безумные волны теперь гладкие и блестящие и подпрыгивают чуть ниже моих плеч. Черт побери, даже я нервничаю. Я протягиваю руку и провожу по ним пальцами, думая, какие они шелковистые, а Миллер внимательно смотрит на меня. Я жду. И жду. Пока я не выдохну нетерпеливым выдохом.

'Скажите что-то!' Я приказываю, ненавидя пристальное внимание, под которым нахожусь. Для него не редкость так внимательно изучать меня, но сейчас интенсивность не приветствуется. — Тебе это не нравится?