Одна ночь: открытий

Он сует руки в карманы брюк своего костюма, напряженно думая. Затем он сокращает расстояние между нами и падает лицом мне на шею, как только добирается до меня. Я напрягаюсь. Я ничего не могу с собой поделать, но это не его близость. Это его тишина. После долгого вдоха он говорит. «Мне не нужно говорить тебе, что я немного беспокоился о возможности проиграть».

Я цинично хохочу над его преуменьшением. 'Немного?'

Он отстраняется и задумчиво мычит. «Я чувствую сарказм».

«Твои чувства работают хорошо».

Он злобно улыбается мне и входит, обвивая мою шею рукой и притягивая к себе. «Мне это нравится».

'Действительно?' Я ошеломлена. Он лжет?

'Действительно.' Прижавшись губами к моей голове, он делает еще один долгий вдох. «Они будет выглядеть еще лучше, когда все будет в беспорядке и сыро». Его пальцы проникают сквозь меня и крепко сжимают мою кожу головы. 'Отлично.'

Глупо, какое мне облегчение. Действительно глупо. «Я рада, что тебе понравилось, хотя, если бы ты этого не сделал, мне было бы что сказать. Она выполнила твои инструкции к слову.

«Я надеюсь на это».

— Ты заставили ее нервничать.

«Я доверял ей свое самое драгоценное имущество. Она должна нервничать».

«Мои волосы — моя собственность».

«Неправильно», — быстро и уверенно парирует он.

Я закатываю глаза, глядя на его дерзость, но не бросаю ему вызов. 'Куда сейчас?' — спрашиваю я, взяв его за запястье, чтобы проверить время. «Мы слишком рано для Нэн».

«Теперь мы должны нанести кому-то визит». Он хватает меня за шею и ведет к своему «мерседесу». Беспокойство охватывает меня. Мне это не нравится.

'Что?'

Миллер обращает на меня почти извиняющееся выражение, когда я смотрю на него. «Я дам вам три предположения».

Все сдувается. Мне не нужны три. «Уильям», — вздыхаю я.

'Верно.' Он не дает мне возможности возразить. Меня проводят в его машину, и дверь плотно закрывается, прежде чем он обходит переднюю дверь и садится внутрь. «Мне действительно нравятся твои волосы», — мягко говорит он, устраиваясь на своем сиденье, как будто пытается меня успокоить… успокой меня.

Я по-прежнему сосредоточена на том, чтобы взвесить достоинства того, чтобы сбежать. Я не хочу видеть Уильяма. Я не хочу видеть его неодобрение, его самодовольное высокомерие. Миллер это знает, и он не заставляет меня делать то, чего я не хочу делать. Однако я боюсь, что в этом случае его обещание будет нарушено. Однако это не мешает мне пытаться. «Я не хочу ехать». Я поворачиваюсь к нему, обнаруживая задумчивость на его лице.

«Не повезло», — шепчет он, заводит машину и уезжает, заставляя меня глотать храбрости.

Миллер стал полагаться на информацию от Уильяма. Я знаю, что Миллеру это не нравится, и я знаю, что Уильяму это не нравится. Мне это определенно не нравится. Но, к сожалению, похоже, что ни у кого из нас нет выбора. Мои глаза закрываются и остаются такими на протяжении всего путешествия. Никто из нас не говорит, тишина рассекает воздух вокруг нас. Это неловко. Это больно. И это заставляет диск затягиваться навсегда.

Когда мы достигли места назначения, я чувствую напряжение Миллера. Атмосфера, кажется, замерзает, отчего каждый мускул моего тела оживает. Они еще даже не видели друг другу, но вся невидимая враждебность уже распространена. От этого у меня покалывает кожа и учащается пульс. Я чувствую, что охотно иду в логово льва с привязанным к груди стейком.

«Открой глаза, Оливия». Безмятежный тон Миллера гладит мою кожу, и я обнаруживаю, что открываю веки, хотя у меня нет никакого желания видеть, что будет снаружи машины. Но я смотрю на колени и замечаю, как мое кольцо вечности дико крутится у меня на пальце благодаря моей бессознательной игре. «И посмотри на меня, — приказывает он.

Прежде чем я успеваю повиноваться, мой затылок скручивается и поворачивается, пока я не смотрю на него. Я устремила взгляд на Миллера, зная, что я увижу за его пределами, если взгляну мимо него.

Общество.

Клуб Уильяма.

«Лучше», — говорит он, протягивая свободную руку и так укладывая мои новые волосы. «Ты знаете, что Уильям Андерсон не мой любимый человек, — заявляет он, — но он очень заботится о тебе, Оливия».

Я давлюсь ничем и открываю рот, чтобы возразить, сказать ему, что все действия Уильяма вызваны его чувством вины. Он не смог спасти мою мать, поэтому он пытается очистить свою душу и спасти меня, но я аккуратно кладу ладонь на губы, чтобы замолчать, прежде чем я начну.

«Если я смогу принять его помощь, тогда ты определенно сможешь».

Мое лицо поворачивается в поражении за его ладонью, мои глаза слегка сужаются. Мягкий изгиб его губ точно подсказывает мне, какими будут следующие слова из его идеального рта.

Я наживаюсь на деньгах.