Я немного повернулась, чтобы тень от моей головы не падала на подарок, и даже сделала несколько шагов по направлению к ближайшему дереву, на ветках которого висел небольшой фонарик. Затаив дыхание, я внимательно рассматривала лежавший у меня на ладони сверток. Мне казалось – я знаю, что там может быть, и все равно никак не могла решиться его развернуть.
– Что это? – спросила я еще раз.
– Часы твоей мамы. Тетя Луиза сберегла их для тебя.
Кончиками пальцев я приподняла краешек пергамента, в который был завернут подарок. В лунном свете блеснула темно-синяя эмаль – такая же синяя, как глаза Джона. Но мне был не нужен свет – я и так отлично помнила синий эмалевый браслет, прямоугольный перламутровый циферблат, увенчанную крошечным сапфиром заводную головку, черные цифры и стрелки, а на самом верху, под цифрой «XII» – выведенное крошечными буквами название фирмы-производителя: «Картье». Такими я запомнила мамины часы, и такими они остались – старые и в то же время новые, словно в первый раз увиденные.
– Переверни, – негромко сказал Джон.
От холода мои пальцы онемели и почти ничего не чувствовали, поэтому я действовала очень медленно и осторожно, боясь уронить часы. На задней крышке было что-то выгравировано – какие-то слова. Раньше их не было… или были? Я прищурилась, но так и не сумела разобрать затейливые буквы.
– Здесь слишком темно, – пожаловалась я. – Что там написано?
Джон посмотрел мне прямо в глаза.
– Там написано: «Я буду любить тебя вечно», – сказал он. – Твоя мама заказала эту гравировку незадолго до… до своей смерти. Наверное, она собиралась подарить их тебе, когда ты станешь постарше. Помнишь, ты рассказывала мне про мамины часы, с которыми любила играть в детстве? Я спросил про них у твоей тети, и она ответила, что часы до сих пор у нее. И еще она сказала, что сейчас самый подходящий момент, чтобы подарить их тебе. Я заменил только несколько шестеренок и стекло, а так это те же самые часы.
Он снова улыбнулся, но как-то смущенно и неловко, и я почувствовала, как что-то кольнуло меня в самое сердце. Приподнявшись на цыпочки, я поцеловала его в щеку.
– Это твой подарок мне, – сказала я. – Все остальное не имеет значения.
– Не только мой, – не согласился он. – Можно сказать, что я и твоя мама – мы вместе дарим тебе эти часы. И ты никогда не должна забывать, что на свете есть два человека, две души, которые поклялись любить тебя вечно.
От этих слов у меня стиснуло горло и слезы подступили к глазам. Я хотела сказать, объяснить ему, что старые обиды – как сломанные кости, которые никак не срастутся, и что боль от давних ран может ужалить, когда ты меньше всего этого ожидаешь, что она приходит к тебе даже во сне, и ты никак не можешь от нее избавиться, – но так и не смогла вымолвить ни слова. А Джон уже взял часы у меня с ладони и, расстегнув браслет, надел мне на запястье. Часы показались мне тяжелыми и твердыми, а выгравированные на обороте слова обжигали кожу, как поцелуй.
– Я знаю, мы не так давно знакомы, к тому же ты еще очень молода, и все равно мне кажется, мы с тобой созданы друг для друга. Я понял это, когда впервые увидел тебя. – Джон поднес мои пальцы к своим губам и поцеловал. – Мне жаль, что вместо часов я не могу преподнести тебе помолвочное кольцо, но… Сначала я должен встать на собственные ноги, открыть свою часовую мастерскую, пусть маленькую, но свою. Только так я смогу обеспечить тебе жизнь, какой ты заслуживаешь, и я этого добьюсь. Мне нужно еще совсем немного времени, и все это у нас будет.
Я обхватила его обеими руками за шею, не замечая, что смокинг соскользнул на землю и мороз пощипывает мои обнаженные плечи.
– Да, Джон, да! Я согласна ждать. Но… но ведь нам вовсе не обязательно ждать! Если понадобится, я готова жить с тобой и в хижине, и в шалаше. Мне ничего не страшно, пока мы вместе.
Он внимательно посмотрел на меня и проговорил, взвешивая каждое слово:
– Когда… когда тебе исполнится семнадцать?
– В мае, двадцать девятого числа.
– Очень хорошо. Это и будет моей целью. Обещаю, что к твоему восемнадцатому дню рождения я стану мужчиной, которым ты сможешь гордиться. Да, я знаю, что до этого дня остается почти полтора года; возможно, этот срок даже покажется тебе слишком большим, но я хочу, чтобы… чтобы мы оба были готовы. Полностью готовы, понимаешь? Пожалуй, я даже буду чаще встречаться с твоими дядей и тетей, чтобы они лучше меня узнали и успели свыкнуться с мыслью о… о том, что скоро мы будем вместе.
– Ты говоришь – скоро, но на самом деле до этого дня еще очень, очень долго! – воскликнула я. – Даже не знаю, сумею ли я столько ждать.
Джон легко поцеловал меня в макушку.
– Обещаю тебе, что ожидание не изменит моих намерений, к тому же долгожданная вещь всегда кажется особенно приятной, – сказал он и, наклонившись, подобрал пиджак, чтобы снова набросить его мне на плечи. Наверное, мне было бы теплее, если бы я продела руки в рукава, но мне хотелось видеть, как блестят на запястье мамины часы, и чувствовать, как согревают кожу выгравированные на внутренней стороне слова.
«Я буду любить тебя вечно».