– Одну минуточку, я сейчас! – донесся до меня из дальней комнаты голос Джона. Я знала, что он в лавке один, так как специально справилась у Сары Бет, во сколько мистер Пикок обычно уходит домой обедать. Дожидаясь Джона, я встала в самом центре комнаты, чтобы лучи солнца из широкой витрины позолотили мои недавно завитые локоны, которые, выбиваясь из-под шляпки, довольно удачно обрамляли лицо. Кроме того, на мне было новое платье, и я была не против, чтобы его он тоже заметил. Строго говоря, платье было не совсем мое, зато его подол едва доставал мне до лодыжек и, следовательно, был слишком коротким, чтобы тетя Луиза разрешила мне носить что-то подобное. Еще на мне были туфли на трехдюймовых каблуках, что тоже вряд ли могло ей понравиться.
Несколько дней назад, когда мы ездили в Джексон, чтобы купить мне новое парадное платье для новогоднего приема у Хитменов (меня пригласили туда в первый раз, поскольку мне уже почти исполнилось семнадцать), я окончательно убедилась, что тетя Луиза не одобряет любые каблуки, способные сделать меня похожей на одну из тех суфражисток, о которых дядя Джо постоянно читает в газетах. Похоже, с тех пор как женщины получили право голосовать на выборах, дядя и тетя каждый день ждут конца света. Лично мне такой подход казался несколько близоруким, поскольку давно известно: миром правит та же рука, что качает колыбель, и никакое избирательное право не способно этого изменить.
В общем, на мне было платье Сары Бет, туфли Сары Бет, а поскольку в последнее время сильно похолодало, я позаимствовала у нее роскошный меховой жакет и фетровую шляпку-«колокол» – точь-в-точь такую, какую я видела на фотографии знаменитой киноактрисы Лилиан Гиш. Я была уверена, что этот наряд делает меня старше и придает мне более искушенный вид. В лавке, однако, было достаточно тепло, а Джон все не шел, поэтому я сняла тонкие перчатки из кожи козленка и засунула в карманы жакета, а потом позволила и самому жакету соскользнуть с моих плеч на пол.
Наконец послышались шаги, и дверь в задней стене лавки отворилась.
– Извините, что заставил ждать. Чем я могу?.. – Тут Джон увидел меня и не договорил, и даже его дежурная улыбка, которую он обычно приберегал для клиентов, превратилась в нечто совсем иное. Он откровенно любовался мною, да и я, что греха таить, не могла на него наглядеться. Как и всегда по рабочим дням, Джон был в белоснежной накрахмаленной сорочке, рукава которой поддерживали специальные резинки, и в светло-сером рабочем фартуке. На шее у него висела на проволочном ободке глазная лупа, светлые волосы были слегка всклокочены, словно он только что ее снял, а из кармана фартука торчал миниатюрный часовой молоточек. В руке Джон держал длинную часовую цепочку.
– Я ждал одного клиента, – проговорил он, останавливаясь в нескольких шагах от меня, – но я рад, что это оказалась ты.
Стараясь скрыть смущение, я несколько раз повернулась вокруг своей оси, так что жемчужное ожерелье, также позаимствованное у Сары, засверкало на солнце, а подол платья взлетел чуть не до колен.
– Тебе нравится мой наряд? – спросила я.
– Еще как нравится! – Джон порывисто шагнул ко мне, на ходу опустив цепочку в карман фартука, где уже лежал молоточек. – Мне понравилось бы все что угодно, лишь бы оно было надето на тебя, – добавил он и, бросив быстрый взгляд в направлении витрины, наклонился, чтобы меня поцеловать. Его губы были мягкими и теплыми, а поцелуй – неспешным и очень, очень приятным.
– Это хорошо, – сказала я, когда сумела наконец отдышаться, – потому что я хочу, чтобы ты пригласил меня на танцы в одно из тех мест, о которых Сара Бет мне все уши прожужжала. Не беспокойся, я хорошо танцую – и фокстрот, и чарльстон, и даже шимми. Во всяком случае, так говорит Сара Бет, а уж она-то, наверное, знает в этом толк.
С той самой ночи, когда нам с Джоном пришлось отвозить мою пьяную подругу домой, я не давала ей покоя, требуя, чтобы она рассказала мне все о
– Сара Бет? Да, в танцах она разбирается, – согласился Джон, и выражение его лица стало вдруг очень серьезным. – Хорошо, я тебя приглашу, но только если ты пообещаешь, что поедешь со мной, а не с Сарой Бет и Уилли.
– Почему?
Он поцеловал меня в кончик носа.