Одна среди туманов

Потом Матильда сказала, что я оставила в кармане джинсов расписание междугородных автобусов и что она нашла его, когда собралась стирать мои вещи. Ей хотелось знать, что я задумала и знает ли Бутси, что я уезжаю. Лгать Матильде я никогда не умела, поэтому я совершенно честно ответила, что уезжаю с Джимми, и сказала – куда. Матильда только головой покачала. Она сказала, что мой отъезд разобьет моей матери сердце, но я ответила, что у Бутси сердца нет и никогда не было, так что ничего с ней не случится. Вот тут-то Матильда здорово рассердилась, а я еще никогда не видела, чтобы она выходила из себя! Она сказала, мол, если у Бутси нет сердца, то только потому, что она отдала его мне, а потом добавила, что, когда я была маленькой, Бутси уезжала вовсе не из-за меня, – и что только ради меня она в конце концов вернулась.

Ну на это у меня было что возразить. Я так прямо ей и сказала, что, когда я была маленькой, я вовсе не ждала, чтобы моя мама вернулась, что я привыкла к тому, что ее нет, и хотела бы, чтобы так оставалось и дальше. Мне хотелось, чтобы Матильда поняла – Бутси не хочется, чтобы я уезжала дальше Старквиля, не хочется, чтобы я посмотрела мир и узнала его лучше, чем она в свое время, потому что она хочет для меня того же, что и для себя, но не больше

. Ну с этим Матильда спорить не стала. Она даже сказала, мол, нет ничего дурного в том, чтобы посмотреть мир и узнать что-то новое, только прежде чем я уеду открывать это новое, я должна как следует понять то, что у меня уже есть.

«Ну и что у меня есть?..» – подумала я. Я видела наш безумный дом, видела сад, в котором вечно нужно что-то сажать, видела мать, которой я была совершенно не нужна. Да, у меня были Матильда, был дядя Эммет и хлопковые поля, но по сравнению с целым миром это сущие пустяки, почти ничто. Я так и сказала, но Матильда ответила, что мне нужно перестать гоняться за призраками, потому что я все равно никогда их не поймаю.

До этого момента она разговаривала со мной, стоя на почтительном расстоянии от дерева, а тут вдруг расхрабрилась, подошла прямо ко мне, выхватила у меня сигарету с «травкой» и растоптала. Я спросила, что это она делает, а Матильда ответила, что тот, кто ищет дорогу в тумане, никогда ее не найдет и что мне нужна ясная голова, чтобы отыскать ответы на все мои вопросы. После этого она повернулась и зашагала к дому, а я только и успела крикнуть ей вслед, что мне нужны вовсе не ответы и что на самом деле я просто хочу, чтобы мои вопросы не причиняли мне столько боли.

Тут Матильда обернулась, чтобы посмотреть на меня, и глаза у нее были грустные-прегрустные. Я думала, она меня пожалеет, но она сказала что-то очень непонятное. Что-то вроде того, что я, мол, сама себя обманываю, пытаюсь спрятать правду от себя самой. Еще Матильда добавила, что хранить секреты – хоть чужие, хоть свои собственные – очень тяжело. Я хотела спросить, чьи же секреты хранит сама Матильда, но я слишком сильно на нее рассердилась и поэтому так и не сказала ей ни слова.

Когда за Матильдой закрылась противомоскитная дверь кухни, я задумалась, что же она имела в виду, когда сказала, что я гоняюсь за призраками, да так ничего и не придумала. Хуже нет, когда кто-то пытается говорить загадками. Сказала бы прямо, в чем дело, а так мне придется до всего доходить самой.

Глава 18

Аделаида Уокер Боден. Индиэн Маунд, Миссисипи. Июнь, 1923

Когда я толкнула дверь, ведущую в ювелирную лавку Пикока, над моей головой тоненько звякнул крошечный колокольчик. Раньше его не было – мистер Пикок повесил его специально для Джона, чтобы он знал, когда пришел посетитель. Это было нужно, потому что теперь Джон бо́льшую часть времени проводил в дальней комнате, где у него была мастерская. О новом часовщике, способном починить любые часы или ходики, уже успел узнать весь город, а в последнее время Джон получал посылки с часами даже из других городов. Я сама видела пакет, который прислали ему аж из само́й Саванны. Работы у него было, пожалуй, даже слишком много, но Джон не жаловался, поскольку по-прежнему хотел заработать как можно больше денег – и как можно скорее. Его амбициозность мне, впрочем, импонировала – я вообще не находила в нем черт, которые бы мне не нравились. Кроме того, Джон всегда так многозначительно на меня смотрел, когда говорил о необходимости откладывать деньги, чтобы крепче стоять на собственных ногах, что я невольно начала мечтать о тех временах, когда мы сможем наконец быть вместе.