Этим вечером она попала в бальный зал старинного каменного замка, и Эванджелине никогда не доводилось видеть столько удивления на лицах людей. Большинство дам – и несколько джентльменов – казалось, рассматривали гобелены и декоративные балконы в поисках наследного принца Аполлона, но многие буквально потерялись в атмосфере этого торжества.
По всему огромному залу возвышались массивные двери, на которых были выжжены «шанс», «тайна» или «приключение». Эванджелина наблюдала, как пара молодых людей, держась за руки, проскользнула в дверь с надписью «любовь». А сразу за ними девушка с соломенно-золотистыми волосами, увенчанными бумажной короной, с трепетом вздохнула, ступив на огромную черно-белую клетчатую доску. На доске стояли и другие игроки, и все они были либо в символизирующих фигуры слонов плащах, накинутых поверх своих цветастых камзолов, либо в перчатках с изображением пешек, либо в других элементах гардероба с символичными знаками, поскольку играли в разновидность шахмат, где человеческие фигуры целовались друг с другом, вместо того чтобы сталкивать с игрового поля.
Эванджелина почувствовала, как щеки опалило румянцем от любопытства, наблюдая за пешкой, слившейся в поцелуе с рыцарем, одетым в черные кожаные доспехи.
– Игра и впрямь довольно забавная, – сказала ЛаЛа, появившись рядом с ней в мерцающем золотисто-оранжевым наряде. Ее платье без бретелек обнажало татуировки в виде драконьего огня на ее смуглых руках, а разрез юбки сверкал, окаймляя неприкрытую ногу и создавая впечатление, будто она охвачена пламенем.
– Ты выглядишь изумительно! – сказала Эванджелина. – Свечи всего мира, должно быть, завидуют тебе.
– Ох, спасибо! Я всегда мечтала вызвать зависть у огня. – ЛаЛа отвесила легкий поклон. – Теперь вернемся к игре, – продолжила она, кивнув в сторону шахматной доски, где молодая девушка в бумажной короне приподнялась на цыпочках, чтобы поцеловать высокого юношу, облаченного в черный плащ слона. Руки девушки дрожали, а щеки раскраснелись от волнения, но и парень, казалось, тоже весьма нервничал. Он стоял совершенно неподвижно. Трудно было понять, боялся ли он поцелуя или лишь опасался, что дама передумает в последний момент.
Эванджелина задумалась, не пойдет ли эта игра на пользу ее сводной сестре, не повысит ли ее самооценку, но Марисоль, казалось, еще не прошла через арку.
– Думаешь попробовать? – спросила ЛаЛа.
– Я не уверена, что понимаю суть этой игры, – ответила Эванджелина.
– В шахматах с поцелуями не так много правил. У каждой стороны есть один игрок, который передвигает человеческие фигуры, соединяя их с фигурами противоположной команды до тех пор, пока пара не решит, что целоваться с друг другом лучше, чем с кем-то другим.
– Есть ли победитель в этой игре, или это просто предлог, чтобы заставить людей целоваться? – поинтересовалась Эванджелина.
– Разве это имеет значение? Это ведь поцелуи… – вздохнув, ответила ЛаЛа.
– Почему тогда ты не играешь? – спросила Эванджелина.
– Я бы сыграла, но не могу упустить шанс заполучить принца Аполлона. – Она демонстративно подняла лицо к пустому балкону, бросив тоскующий взгляд.
Эванджелина улучила момент, чтобы окинуть бальный зал взглядом в поисках другого принца. Праздничная атмосфера быстро затягивала, но ей не следовало терять бдительность. Шрамы на ее запястье все еще не горели, но Эванджелине не верилось, что Джекс еще не явился. Остальные, казалось, тоже спешили попасть внутрь. Замок наполнялся людьми быстрее, чем вода заливается в тонущий корабль.
Быть может, ей стоило искать усерднее. Ее взгляд метался от джентльмена к джентльмену, пересекая шумный бальный зал, пока… не появился Джекс.
Ее сердце дрогнуло.
Он находился на краю танцпола, развалившись на лежаке с крылышками и подбрасывая одной рукой черное яблоко.
Его вид так и являл собой неудачное решение, которое собирался принять несчастный человек. Полуночно-синие волосы непослушно торчали в разные стороны, а с одного плеча свисала лихо изогнутая соболиная накидка, под которой виднелся частично застегнутый дымчато-серый камзол.
Джекс выронил яблоко, оттолкнулся от лежака и подошел к сидящей неподалеку девушке в пышном розовом, словно сахарном, платье. К девушке, которая до ужаса напоминала Марисоль.
Эванджелина моргнула, как будто видение перед ней переменится и она вместо этого увидит Джекса, беседующего с фонтаном розового пунша. Но девушка, вне всяких сомнений, была Марисоль, и она светилась столь ярко, что сияние доносилось до стоящей на другом конце бального зала Эванджелины.
Эванджелина предположила, что арка перенесет сводную сестру в то же место, куда привела и ее саму, – но либо ее предположения были ошибочны, либо Марисоль пересекла зал, разминувшись с Эванджелиной, а затем попала прямо в лапы к Джексу, словно невинный кролик, выскочивший перед прицелом охотника.