Однажды в Америке

– Tako je, – кивнул он. А Аленка вздрогнула. Потому что этот человек и близко не походил на того делового, хорошо одетого и даже слегка лощеного серба, который руководил отделочниками, занимавшимися нашей квартирой в высотке на Котельнической набережной.

– Седите, седите, пријатељи… – Он суетливо отодвинул пару стульев от стола, за которым сидел сам, и замахал руками. Я покосился на жену. Она мгновение поколебалась, но все-таки осторожно присела на краешек стула. Я опустился на соседний.

– Что с тобой случилось?

Серб вздрогнул, и на его глаза навернулись слезы, после чего он лихорадочно заговорил, мешая русские, сербские и французские слова:

– Они убили их, убили све… Эти бандити пришли ночью. Когда все спали. Как шакали… – Он был родом из Косово. Из какого-то небольшого городка неподалеку от Приштины. Впрочем, в Косово все неподалеку – меньше ста пятидесяти километров что с севера на юг, что с запада на восток… И, несмотря на то что уже двадцать лет жил в Париже, связь с родиной не терял – регулярно навещал родных. Привозил подарки. Помогал деньгами. Отправлял детей к бабушке на лето. Тем более что жена была его землячкой… Этим летом они не поехали, потому что дома было тревожно. Причем настолько, что появилась мысль перетащить родичей подальше. Так что даже начали заниматься ее реализацией, подыскивая жилье и прикидывая, кого куда устроить на работу. Но не успели… В феврале умерла мать жены, и та полетела на похороны, взяв двоих детей, чтобы они попрощались с бабушкой. А еще потому, что он сам в это время находился в командировке. Отделывал какую-то виллу в Италии. Так что оставить детей было просто не с кем. Да и вроде стало поспокойнее. В Косово вошла югославская армия, и албанские нацисты заметно присмирели. Он так и сказал – «албански наци»… Но на следующую ночь после похорон боевики UCK совершили налет на дома сербов, вырезав всех, кого в них нашли. Под нож попало два десятка семей, причем полностью – от стариков до грудных младенцев. В этом числе оказались и его жена с сыновьями… Он недавно вернулся из Сербии. Летал на опознание. Хотя что там было опознавать… трупы оказались изрезаны, как жертвы маньяка! Что жена, что дети. Только по вещам и узнал. И вот с тех пор он пьет…

– Зашто су тако? Увек смо живели мирно. Ишли смо једни другима у посету. Мој отац је био посађени отац на венчању Агима – а он га је заклао!!! – Драган уже не мог говорить. Он просто ревел в голос. Аленка сидела рядом с помертвевшим лицом, вцепившись в мою руку побелевшими пальцами. Было ли это в моем прошлом мире? Скорее всего, да… Расследовал ли кто-то эти преступления? Нет. Это ж сербов резали, а они были заранее «назначены» виноватыми. Во всем. Как русские чуть позже. Но мы смогли «вернуть подачу». А вот сербов удалось нагнуть и поставить на колени. Да так, что они были вынуждены отдать в липкие лапки тех, кто все это провернул, своего президента, которого потом просто убили, даже не став дожидаться конца затеянного ими же судебного процесса… Может, здесь будет по-другому? Я стиснул кулак. Здесь должно быть по-другому. Во всяком случае, замолчать все это у них больше не получится. Я об этом позабочусь… Вот такой у нас получилась поездка в Париж.

В США мы вернулись в каком-то ледяном спокойствии. Если в Париже после рассказа Драгана Аленка полночи проплакала, то в Лос-Анджелесе на слегка испуганный вопрос дочи:

– Мама, а что случилось? Почему ты такая напряженная приехала? – моя жена лишь улыбнулась мертвенно-спокойной улыбкой и ответила:

– Ничего, доченька, все в порядке. – А у меня зашлось сердце. Блин, идиот криворукий… жизнь близких хотел улучшить, от проблем и бед их огородить… деньги зарабатывал, чтобы вообще никто, нигде, никогда… службу безопасности, твою мать, в России разворачиваю, охрану нанимаю… А мир, он, сука такая, плевать хотел на все мои усилия – получите, не обляпайтесь. Вот вам Чернобыль. Вот вам и резня сербов. Причем не где-то там, по телевизору, а напрямую – глаза в глаза. Как моя Аленка ревела, когда Драган показывал нам альбом с фотографиями жены и детей, который теперь всюду таскал с собой… Ненавижу!

Когда я рассказал жене о своей идее, она снова улыбнулась все той же улыбкой, от которой у меня внутри начинало все клокотать, а затем спокойно произнесла:

– Детей отправим домой, а я пойду с тобой. – И вот это «домой» меня порадовало. Потому что означало, что теперь она теперь даже в мыслях не воспринимала Америку домом…