Однажды в полночь

Джонатан застыл. «С каким удовольствием я обломал бы палку о тебя и отделал бы до бесчувствия!»

Тейттуэйт, должно быть, почувствовал ход его мыслей, потому что непроизвольно сделал шаг назад. Руки, сжимавшие пачку подлинных на вид документов, задрожали.

– Проблема с телесным наказанием инфицированных детей, – задумчиво заговорил Джонатан, – заключается в том, что это может увеличить опасность передачи заболевания окружающим. Мы не рекомендуем бить инфицированного ребенка для того, чтобы призвать его к дисциплине, ну если только тот, кто наказывает, не захочет сам умереть от скорой смерти. Телесное наказание непокорного ребенка в данном случае грозит тем, что из скрытой формы болезнь перейдет в открытую. Другими словами, будете бить детей и тогда станете жертвой инфекции, а болезнь убивает взрослых быстрее, чем детей. Итак, на каком этаже я найду Чарлза?

На несколько секунд Тейттуэйт потерял дар речи.

– На третьем, – поколебавшись, выдавил он. Лицо у него стало серым. – Лестница вон там. Он – рыжий. И в веснушках.

Коротко кивнув, Джонатан повернулся к Томми.

– Мисс Бернс, не будете ли так любезны остаться здесь и заполнить ваш вопросник, пока я приведу объект?

– Да, конечно, милорд, – покорно согласилась Томми, опустив глаза.

Пятнадцать минут! На столько они договорились. Она отвлечет надсмотрщика на пятнадцать минут, потом вернется к карете.

Кровь запела в нем от ощущения триумфа. Джонатан направился к лестнице.

Грохот стоял кошмарный. Движение в цеху вызывало головокружение, гипнотизировало и подавляло. В воздухе висела пыль, остро пахло машинным маслом. Десятки, если не сотни детей, мужчин и женщин, словно пчелы, суетились возле установленных рядами огромных, работавших станков. Веретена крутились с такой скоростью, что превращались в расплывшиеся пятна. Валки то делали поступательное движение вперед, то откатывались назад. Весь цех словно бился в муках, отплясывая какой-то бесконечный рил. Таким вот способом хлопок превращался в пряжу, а пряжа – в текстиль, чтобы снабдить любого в Англии скатертями, простынями, нижним бельем.

Как Джонатан дошел до этого? Взрослый человек, который поет «Бе-бе, черная овечка», теперь собирается выкрасть ребенка из грохочущего цеха текстильной фабрики.

Джонатан затаил дыхание, когда мимо него стрелой пронесся мальчишка, который подскочил к бешено крутившемуся ткацкому станку и проворно связал концы порванной нити, рискуя быть затянутым между движущимися станинами. Завораживающе искусная работа!

У мальчишки волосы были ярко-рыжими.

Рабочие пока не заметили Джонатана. Отвлекаться от дела было опасно.

Но мальчик поднял голову, увидел его и кинулся к нему, лавируя между станками и рабочими, как колибри.

Остановившись перед Джонатаном, он подбоченился.

– Вы мистер Френд? Которого прислала Томми?

– Чарли! – заревел мужчина с дальнего конца цеха.

– Да, Чарли. Нужно уходить. Быстро! – Джонатан схватил его за руку и потащил его назад, откуда появился.

Они миновали полпролета лестницы, как услышали еще один, уже слабый, крик.

– Чарли!

– Сюда, приятель. – Чарли показал на длинный коридор, в конце которого виднелась узкая деревянная дверь. Та самая, которая должна была вывести их к реке.

Джонатан дернул за ручку. О черт! Проклятая дверь оказалась заперта!

– Отойди, Чарли.

Джонатан набрал в легкие воздуха, отвел ногу назад и вложил весь свой вес в пинок.

Дверь затрещала, подалась. Они оба отскочили в сторону. Джонатан снова навалился на нее. Дверь распахнулась.

Мальчишка довольно заулюлюкал.

– А теперь бежим!

Перед ними лежала поросшая травой и кустарником долина, широкая и необъятная, как сам Атлантический океан. Мальчик был быстр, но ноги коротки, поэтому ему приходилось делать четыре шага вместо одного шага Джонатана. Неожиданно Чарли резко остановился и выдернул свою руку.

Тут Джонатан увидел грубый блестящий шрам у него на кисти. На обоих запястьях. Примерно на том же самом месте, что и шрамы у Томми.

Ему стало не по себе от тяжелого подозрения.

– Мне нужно отлить. Прямо сейчас. – Чарли искоса посмотрел на Джонатана. Ростом он был футов четырех, вздорный и грубый, как боевой петушок.

О господи! Джонатан отвернулся.

– Ладно, давай. Видишь какой-нибудь приличный кустик? Нам нужно торопиться, Чарли.

Мальчишка указал на разросшийся куст боярышника недалеко от реки. Джонатан повернулся к нему спиной.

Чарли расстегнулся и нацелил струю на боярышник.

– Скажи, откуда у тебя эти шрамы на запястьях?

– Они заковывали меня. В кандалы на руках и на ногах.

Джонатану стало трудно дышать. Он попытался не выдать себя голосом.

– Они что, заковывают всех?

– Только тех, кто пытается сбежать, – небрежно ответил Чарли. – Я выскочил за ворота, как раз когда их открыли, чтобы впустить фермера с его телегой, и помчался по дороге изо всех сил. Но они меня поймали. Ноги слишком короткие. – Он с мрачной покорностью посмотрел вниз. – Ничего, когда вырасту, они будут такими же длинными, как у вас. Скоро я вырасту выше вас. Все! – наконец объявил он, обернулся и застегнул штаны.

– Отлично. Можешь бежать, Чарли? Или я понесу тебя?