Однажды в полночь

– Прошу прощения! Рад знакомству с вами, Чарли. – Клаус поклонился.

– Можешь поклониться мистеру Либману.

Что мальчик и сделал, дерзко усмехнувшись. Джонатан обратил внимание, что Чарли практически все делал с ухмылкой.

– Умеешь обращаться с веником? – спросил его Джонатан.

– Умею ли я обращаться с веником! – фыркнул мальчишка, обращаясь к своим невидимым зрителям. – Я выметал мусор из-под движущихся колес, приятель.

– Чарли, джентльмен всегда отвечает на вопрос, который ему задан, – решительно остановил его Джонатан. – Сделаем еще одну попытку? Умеешь ли ты обращаться с веником?

– Да, я умею обращаться с веником, – ответил мальчик так же дерзко, но хоть теперь посмотрел им обоим в глаза.

– Благодарю. Отлично! Как думаешь, тебе будет достаточно чая, пышек и цесарки на обед?

Мальчик вдруг вздрогнул, как будто в него ткнули раскаленной кочергой. Глаза широко раскрылись и уставились в точку где-то между Клаусом и Джонатаном. А потом, к изумлению их обоих, лицо Чарли сморщилось и он горько расплакался.

Два приятеля обменялись смущенными взглядами, при этом Клаус неловко пожал плечами.

О черт! Жаль, что Томми не было рядом!

Джонатан опустился на корточки рядом с мальчишкой.

– Чарли, посмотри на меня. В чем дело? Что случилось? Можешь рассказать мне.

Тот поднял голову и посмотрел на Джонатана полными слез глазами.

– Не издевайтесь надо мной, – попросил он. – Я буду хорошим. Овсяной лепешки вполне достаточно. Можете не упоминать про остальное. Я останусь, буду работать и хорошо себя вести.

– Издеваться над тобой? – Джонатан был в замешательстве. – Чарли, ты о чем?

– Ведь никакого чая и никаких пышек не будет.

– Будет, – твердо заявил Джонатан. – Но почему ты так говоришь?

– Они точно так же обещали, перед тем как забрали нас на фабрику. Но там давали только овсяные лепешки. Никакого чая. Никакого масла. Вообще ничего больше. Не издевайтесь надо мной! Я буду есть одни овсяные лепешки.

О господи! Ложь – одна, другая… Нагромождения лжи использовались для того, чтобы заставить детей работать сверх сил.

Джонатан кивнул Клаусу. Тот его сразу понял, развернулся на каблуках и исчез в задней комнате, где у них хранились продукты.

А Джонатан повернулся к мальчишке и вновь испытал головокружение от осознания того, в какой опасности дети пребывают постоянно, насколько они беззащитны. А стремление опекать детей… Это дар свыше! И доверие со стороны детей – это благословение тем, на кого оно направлено.

Эксплуатировать детей – самое отвратительное преступление.

«Мы с тобой за раз можем помочь только одному ребенку». Редмонд возненавидел эти слова Томми.

Но она была права. И это было очень и очень мало.

– Чарли, послушай меня. Ты будешь работать и спать здесь, но у тебя будет своя собственная удобная постель. Будешь есть три раза в день, может, и больше. Будешь получать хлеб, и сыр, и чай, и пироги – и так все время. Надо будет слушаться Клауса, делать все, о чем он просит, и учиться вести себя, как джентльмен. Тебе больше не придется голодать. А еще научишься играть в крикет, – добавил Джонатан. Чарли был быстр, и разве это не чудесно – научить проворного, дерзкого мальчишку играть в крикет? – Ты мне веришь? Я не обманываю тебя.

Джонатан понадеялся, что это окажется правдой. В любом случае он никогда не врал по-крупному. О чем-то жизненно важном.

А еще он вдруг сообразил: все, что он сейчас сказал, было равносильно священной клятве. Нельзя было произнести такие слова перед лицом ребенка, а потом самоустраниться из его жизни.

Но это его не пугало.

Клаус появился с подносом в руках, на котором виднелся чай и хлеб с куском сыра.

– Мы сейчас поедим, Чарли, и познакомимся друг с другом. А потом я покажу тебе, как ты будешь мне помогать.

Джонатан вопросительно посмотрел на мальчишку. Тот кивнул. Открыл рот, чтобы сказать что-то, и рыгнул. И захихикал.

Джонатан вздохнул.

– Он твой, Клаус.

Странно, но теперь Томми волновалась гораздо сильнее, стоя перед передней дверью этого огромного особняка, чем в ту полночь, когда проскользнула через железные ворота и, пригнувшись, обогнула дом, чтобы подглядывать во французские окна с задней стороны.

Ее руки в перчатках заледенели. Она встряхнула их, чтобы приободрить себя. Глубоко вдохнула и медленно выдохнула, потом еще раз. Расправила плечи.

Складывалось впечатление, что встреча с родным отцом в первый раз сродни какому-нибудь спортивному соревнованию.

Это если он еще захочет увидеться с ней!

Томми подумала, что по крайней мере ее имя, которое она назовет дворецкому, вызовет у герцога любопытство.

Словно во сне, она смотрела, как ее рука поднялась и взялась за дверной молоток. И, словно во сне, продолжала наблюдать, как стоит и ждет ответа на свой стук, вместо того чтобы развернуться и броситься вниз по ступенькам и бежать прочь отсюда.

Томми слегка вздрогнула, когда дверь широко распахнулась.

– Чем могу помочь, мисс?