Одноглазый дом

Силиция тяжело переживала гибель сына. Казалось, вся семья сплотилась вокруг нее, чтобы помочь пережить утрату, но постепенно сама пошла трещинами, как бывает со всем хрупким и ломким, если на него давят. Первым не выдержал супруг Силиции. Он попросту сбежал, прихватив с собой немалую часть состояния. Этих испытаний было бы достаточно на судьбу одной женщины, но год спустя моя бедная подруга потеряла и младшего сына. Он свернул себе шею, сорвавшись с дерева.

Вскоре Диггори увез сестру на лечение, поскольку горе сильно подкосило ее. С тех пор я никогда не видела их, но точно знаю: будь они живы, то обязательно вернулись или сообщили бы о себе. Так что в мыслях я давно похоронила и оплакала обоих.

Последними жителями дома стала семья повара. Я хорошо помню его жену Дору, неисправимую транжиру, истратившую на платья целое состояние. Зато природа одарила их сынишку музыкальным талантом. Его дед прочил ему будущее артиста или композитора, чье имя попадет в газеты, но не дожил до того дня, когда это произошло. Городская пресса и впрямь написала о нем и его семье – как об одних из многих пассажиров первого парома, пущенного по водам Почтового канала. Судно затонуло, погребя под собой всех, кто там был.

Я помню, как глава семейства приговаривал: «Дом будет стоять, пока в нем живет хотя бы один Холфильд». И дом жил, пока его не покинул последний из них».

За то время, пока длился рассказ, Офелия успела нырнуть в каждую из трех ванн и с ног до головы обмазаться целебной мазью. От ожогов остались только бледные пятна – да и те постепенно сошли. Она завернулась в махровое полотенце и теперь сидела на пуфике, потягивая травяной чай. Бильяна готовила последнюю ванну, чтобы смыть остатки лечебной мази.

История Голодного дома потрясла Офелию. Она старалась запомнить каждую деталь, чтобы потом пересказать сестре судьбы тех, кто жил в доме до того, как он превратился в безлюдя. В описанных людях она узнала знакомые образы: охотника, повара, мальчика с безделушками на шее… Эти люди действительно существовали и жили в доме, которому теперь служил Дарт. Он один заменял безлюдю всех, кого тот утратил.

Сомневаясь в своей догадке, Офелия осторожно сказала:

– Личности из вашего рассказа так похожи на обращения Дарта.

Бильяна устало улыбнулась, словно за время рассказа заново прожила все годы из жизни Холфильдов.

– Это и есть они. Когда я смотрю на Дарта, то вижу историю целого дома. Наверно, благодаря этому я до сих пор ее помню.

Глава 14

Дом короткоименных

Оранжерея была сердцевиной дома, вокруг которой выросли коридоры и другие комнаты. Снаружи она выглядела как стеклянная колба высотой в два этажа, а внутри таила отдельный мир, населенный раскидистыми кустарниками, молодыми деревцами в кадках, цветами в глиняных горшках и плющами, оплетающими веревки-струны. Все здесь росло словно для того, чтобы дотянуться до стен и соприкоснуться с недосягаемой частью дома.

Сразу за стеклянной дверью начиналась кованая лестница, ведущая на нижний уровень оранжереи, но попасть туда не удалось. Едва Флори потянулась к латунной ручке, похожей на стебель с шипами, Дарт остановил ее:

– Туда может входить только Бильяна.

Флори сложила руки на груди, будто обиделась на запрет и собралась спорить. На самом деле она пыталась придать себе уверенный вид сведущего человека.

– Это же хартрум, верно?

Дарт выразительно изогнул брови.

– И откуда же ты…

– Изучила много книг, пока готовилась к суду, – перебила Флори с торжествующей улыбкой. – Так называется комната, где находится разум безлюдя, его самое уязвимое место, а ключ от нее вверяют лютену. Говорят, именно для охраны хартрумов безлюди стали нанимать слуг.

– Книги врут, – хмыкнул Дарт. – Безлюдь может защититься сам. Зато не может себя отремонтировать, согреть и представлять свои интересы перед городским управлением. У лютена намного больше обязанностей, чем таскаться с ключом на веревочке.

Флори поджала губы, расстроившись, что Дарту снова удалось подловить ее, хотя мериться знаниями с лютеном изначально было скверной затеей. Она немного помолчала, разглядывая оранжерею сквозь стекло, пока смутная догадка не обратилась в ясную, четкую мысль:

– Значит, вот что скрывается в той комнате с черным окном?

Дарт помедлил, прежде чем ответить. В конце концов ее пытливый взгляд убедил его.

– Мой безлюдь стоит на отшибе, и к нам частенько заглядывают непрошеные гости. Как-то раз пацан с фермы пробрался во двор и умудрился выбрать именно окно хартрума! Когда я нашел его, он катался по траве и кричал от боли. Признаться, я испугался не меньше и привел его к Бильяне. Ожог от безлюдя обычный врачеватель не вылечил бы.

– И как он?

– Думаю, что в порядке, раз продолжает разносить слухи о безлюдях. Он из тех болванов, что сами дразнят собаку, а потом недоумевают, почему их покусали. – Это прозвучало с таким пренебрежением, будто Дарт и сам не рад, что спас мальчишку, однако в нем говорила вовсе не злость, а обида.