Одолень-трава

Маша заулыбалась, смущение у нее уже прошло, и она стала прежней Машей, какой Дементий видел ее каждый день. Она ему нравилась и такой, но «красной девицей» — почему-то больше…

Викентий Викентьевич поинтересовался их планами на лето, спросил, далеко ли сейчас путь держат. А после ответа Дементия подошел к книжному шкафу, достал из него папку с географическими картами и одну из них положил перед ними на журнальный столик.

— Это очень подробная карта как раз тех мест, которыми вы будете проходить… В молодости я тоже предпринимал подобное путешествие — оно отмечено здесь синим карандашом… Вы тоже вычерчивайте по карте свой путь, ведите хотя бы короткие записи, а по возвращении милости прошу явиться ко мне и показать как то, так и другое.

— Спасибо! — в один голос поблагодарили они Викентия Викентьевича и встали. — Постараемся.

Когда они уже разбирали свои рюкзаки, в прихожую вышла Вика.

— Мы пообедали, — доложила она, — и нас опять потянуло на сон.

— Неужто опять заснул? — не поверила Маша.

— Но ведь он еще очень маленький, — со знанием дела объяснила Вика. — А что много спит — это хорошо: он и во время сна растет…

Стали прощаться.

— Я слышала — вы правильно сделали, что дверь не закрыли, — как ты, папа, вроде бы заговоры читал. А что же самый-то главный для них, на путь-дороженьку, забыл?

— А ведь и верно, — спохватился Викентий Викентьевич.

— Возвращаться не надо — плохая примета, — подняла кверху палец Вика.

— А я его и так хорошо помню, — сказал Викентий Викентьевич. — Итак, землепроходцы, внимайте и сказанное мною про себя повторяйте… Иду я из поля в поле, в зеленые луга, в дальные места, по утренним и вечерним зорям; умываюсь медвяной росою, утираюсь солнцем, облекаюсь облаками, опоясываюсь частыми звездами. Иду я по чистому полю, а во поле растет Одолень-трава. Одолень-трава! Не я тебя породил, не я тебя поливал; породила тебя мать сыра земля… Одолень-трава! Одолей ты злых людей… Одолей мне горы высокие, долы низкие, озера синие, берега крутые, леса темные, пеньки и колоды… Спрячу я тебя, Одолень-трава, у ретивого сердца во всем пути и во всей дороженьке…

3

До родных мест Дементия доехали поездом.

Дальше они пойдут пешком, дорога предстоит неблизкая, и решено было перед ней три дня отдыхать, набираться сил.

О том, что едет не один, Дементий матери не писал. И появление Маши в доме вызвало немалую смуту. И мать, и соседи терялись в догадках, кого он привез из Москвы — жену, невесту или просто знакомую? И наверное бы, ему, дураку, сразу надо было самому все объяснить — и дело с концом, так нет, дождался ненужного разговора.

— Никак, невесту, сынок, нашел? — улучив минуту, когда Маша вышла из дома, спросила мать.

— Так уж обязательно невесту! — ответил он резко. И надо же — как раз на ту пору мимо окон парочка прошла. — Вон парень с девчонкой идут — непременно жених с невестой, что ли?

— Да что ты так-то сердито? — обиделась мать. — Я же только спросила.

И в самом дело — чего он разорался, чем мать перед ним провинилась?

— Просто однокурсница, вместе учимся, — сказал он уже мягче. — Ну, а на лето нас… как бы это сказать… направляют как бы на практику…

— И что, вот так… по двое?

— Ну, это как придется, — залезал все дальше в завиральные дебри Дементий. — Бывает, что и по трое, даже по четыре, но… но больше-то по двое…

— Вот теперь понятно, — сказала мать, и в голосе ее, хоть и не очень явственно, слышалась лукавая усмешка.

«Называется, объяснил!..»

За эти три дня они с Машей исходили вдоль и поперек окрестные поля и рощи, купались в лесных озерах, собирали грибы. А еще играли в придуманную Дементием игру.

— Ты помнишь этюд с речкой? — спрашивал он Машу. — А вот теперь угадай, с какой точки он писался?

Непросто было по зимнему этюду найти ту точку летом!

— А заснеженную околицу со стогами сена?

Еще трудней узнать ту околицу, если ни снега, ни стогов на ней нет.

А вот точку, с которой писалось розовое утро с красногрудыми снегирями, Маша нашла сразу, без подсказки.

У Дементия в рюкзаке лежал один на двоих этюдник. Все интересное, что попадется на пути, они поочередно будут зарисовывать. Если же у обоих враз руки зачешутся запечатлеть что-то важное — на этот случай вместе с тяжелым этюдником было положено еще и легкое по весу самодельное подобие его. Но здесь, в селе, ни то ни другое, они даже и не доставали из рюкзака.