Огненная кровь

Копейщики наступали с удвоенным пылом. Наконечники рубили и кололи черный плащ. Человека под тканью не угадывалось. Вихрящиеся складки скрывали руки, ноги, голову.

«Одетый тенью, – сообразил Каден. – Пресвятой Хал, это же одетый тенью!»

Он вырос на сказках о воинах пустыни, восхищавших мальчишку не меньше историй о кеттрал. Этих пустынников многие считали личами, но Кадену с Валином однажды попался в дворцовой библиотеке старинный кодекс со схемами и иллюстрациями, показывающими, каким образом одетый тенью искусно скрывает свои движения и положение тела под просторным плащом.

Каден с Валином не один день упражнялись, заменив плащи одеялами и пытаясь отточить описанную технику: подставляя ладони вместо бедер, локти вместо плеч, изгибаясь так, чтобы снаружи трудно было заподозрить под накидкой наличие тела. Если верить той книге, бой с одетыми тенью иногда сводил противника с ума. Этому Каден не верил: как ни старался Валин, он легко отличал его ладонь от головы и видел торчащие из-под одеяла костлявые лодыжки. Но вот при виде Габрила… Каден покачал головой. Сражение с одетым тенью походило на бой с ветром.

Казалось, копья пробивают первого оратора насквозь, раз за разом вонзаясь в широкое развевающееся одеяние, скрываясь в его складках. Такие тычки могли оказаться смертельными даже при затупленном наконечнике. Каден видел, как одно копье, войдя в середину плаща, показалось с другой стороны – на солнце блеснула сталь наконечника. Но скрытый капюшоном человек не упал.

Каден присмотрелся. Трое атакующих бились всерьез, даже издали слышно было, как они пыхтят. Эти люди явно не впервые взяли в руки оружие и превосходили противника числом, но их сведенные напряжением лица были мрачны. Могучие рубящие удары, как будто приходящиеся прямо в плечо, тонули в мягкой ткани. А из-под плаща внезапно блеснул короткий нож, и тыльник рукояти ударил ближайшего солдата в челюсть. Сбитый еще не успел упасть на камни, когда рука вновь утонула в текучей тени.

Один из оставшихся с яростным криком бросился вперед. Его копье, насквозь прошив складку плаща, воткнулось в плечо его же соратнику. Оставив раненого за спиной, одетый тенью плавно перетек вперед, прямо под копье, и его неуловимый нож, вновь показавшись из-под плаща, коснулся горла копейщика. Тот, выбранившись, уронил копье и поднял руки, показывая, что сдается. Лезвие у его горла отодвинулось далеко не сразу. Каден уже готов был увидеть смерть этого человека. Но вот клинок исчез, как исчезает тень от раздутого ветром огня.

Забыв о противниках, человек в плаще обернулся к Кадену и откинул капюшон. Черные волосы облепили его голову, лицо было залито потом, но дышал он ровно. Он довольно долго смотрел на посетителя молча, затем махнул рукой слуге:

– Проводи нашего гостя в кабинет с видом на акацию. Я решу его судьбу после омовения.

* * *

– Я хотел принести соболезнования по поводу смерти вашего отца, – осторожно заговорил Каден.

Габрил Красный молча изучал Кадена поверх сплетенных пальцев, как коршун с высокой ветви изучает кролика и его неподвижность – неподвижность готового к смерти существа. Омывался он не спеша, чисто выбрился, связал на затылке черные волосы и теперь мало напоминал виденного Каденом во дворе потного бойца. Он выглядел молодым благовоспитанным придворным, а никак не воином. Если бы не длинный тонкий шрам, протянувшийся по смуглой щеке, и не поблескивающие в красных ножнах ножи на поясе.

– Его убили, – наконец отозвался Габрил.

В резком говоре западной пустыни гласные были отполированы до блеска, а согласные словно изъедены песчаными вихрями.

– Прошу прощения? – не понял Каден.

– И было за что, – ответил Габрил. – Вы упомянули смерть моего отца, как если бы Габрил Серый подавился печеньем или упал в сухой колодец. Но это не так.

– Его казнили, – сказал Каден, – согласно аннурскому закону.

– Его убил ваш отец, – отрезал Габрил.

Каден замедлил пульс, расслабил мышцы плеч и спины. Хин обучили его множеству способов справиться со своим страхом и гневом, но ни словом не подсказали, как успокоить другого, – еще одно упущение в подготовке правителя империи, еще один пробел, который ему предстояло восполнить самому, если, конечно, Габрил даст ему время.

Первый оратор оценивающе оглядел Кадена:

– Вы не мертвы, как болтают на улицах, но вы и не император. Вы вернулись, когда Санлитун уже не первый месяц лежит в земле, и явились сюда, ко мне, скрывая глаза под капюшоном. Зачем? Вы не могли не знать о розни между нашими отцами.