Огненная кровь

Кегеллен резко распахнула свой веер, над складками тонкой бумаги всмотрелась в его лицо и кивнула:

– Лично я чувствую, как в моем зажиревшем сердечке разгорается республиканский дух.

* * *

Через несколько минут конституция была подписана. Не обошлось, разумеется, без вопросов, оговорок и требований, но кровь на мощеной площади и труп Тевиса на дощатом полу притушили зародившиеся было споры. Как и надеялся Каден, когда обнаружилось, что дело сделано и обратного хода нет, магнаты спешно забыли свои распри. И только после того, как чернила просохли и вельможи разошлись по домам собирать личную гвардию, деньги, друзей и союзников, Каден наконец опустился в кресло.

– Почему нам не сказал? – спросил от окна Габрил.

Солнце уже скрылось за крышами, а на площадь вернулся народ: тыкали пальцами в капитул, в лужи крови, громко и встревоженно обсуждали побоище.

– Думал, кто-то из нас выдаст?

Тристе и Киль тоже остались с ним, и сейчас Каден обвел глазами всех по очереди, задержав взгляд на Тристе. Наконец он кивнул:

– Я думал, что вам всем можно доверять, но уверен не был. Чем меньше народу знает…

Он, не договорив, развел руками.

– Так в капитуле затаились ишшин? – кивнул на окно Киль.

– Мы знали, что Матол держит его под наблюдением, – пояснил Каден. – Как одно из немногих мест, куда я мог бы прийти. Тристе они бы не тронули в надежде, что она наведет их на меня, но после ее ухода ничто не мешало им ворваться внутрь и потребовать записку.

Тристе покачала головой:

– А в ней говорилось вовсе не об Ашк-лане. В ней говорилось, что встреча назначена в капитуле, как ты и сказал нам в храме.

– Да, – признал Каден. – Мне нужно было столкнуть Адива с ишшин. Чтобы они поубивали друг друга.

– А хин? – спросил Киль.

– Не знаю, – тихо ответил Каден. – Матолу, чтобы расставить ловушку, пришлось бы убрать монахов с дороги…

Киль поднял бровь:

– «Убрать с дороги» для Экхарда Матола обычно означает «убить».

Каден неохотно кивнул. Он не имел права подвергать монахов такому риску. Они не участвовали в заговоре, не помогали ишшин на него охотиться. Они, как и погибшие ашк-ланские братья, стремились к тишине, миру, осознанности и спокойствию, а Каден обрушил на их тихое убежище двойной удар молота: Экхарда Матола и Адива. Он надеялся, что ишшин не убьют, а только свяжут монахов, но его надежды – плохая защита для оставшихся в здании. Потому, среди прочего, он и задержался здесь. Хотел увидеть тела. Хотел наверняка узнать, как глубоко вонзился жертвенный нож.

– А что Адив? – спросил Габрил. – Почему он заподозрил, что найдет тебя там?

Каден снова взглянул на Тристе. Та смотрела в доски пола, где недавно лежал труп Тевиса, но, ощутив на себе его взгляд, подняла голову. И всякому, имеющему глаза, все стало ясно. Удивительно, как он не увидел раньше.

– Морьета, – тихо проговорил Каден.

Киль свел брови, кивнул. Габрил промолчал. Каден не отпускал взгляда Тристе. Несколько мгновений та простояла с ничего не выражающим лицом. И наконец спросила:

– Что?

– Твоя мать, – как можно мягче пояснил он. – Это она сказала Адиву, что мы придем в капитул. Она назвала ему имена, сообщила, что те, кого он ищет, оденутся монахами, но будут вооружены.

Тристе обомлела, а затем яростно замотала головой:

– Нет! – Глаза у нее засверкали. – Нет!

– Да, – кивнул Каден.

Он должен был раньше все сопоставить: напряженность, с какой встретила Морьета вернувшуюся дочь, ее странную готовность сотрудничать с человеком, похитившим девушку. Да и то, что она вообще позволила увести Тристе. И нежданное появление Адива в храме.

Как ни странно, ключом к разгадке послужила не Морьета. Кадена осенило при виде лица Демивалль, говорившей с мизран-советником. Он был уверен, что Адив задавит сопротивление жрицы своим титулом и силой оружия. Так ему описывали похищение Тристе: явился советник, пригрозил и лейна ее отдала. Увидев, как Демивалль, не дрогнув, отказывает советнику, он стал куда меньше доверять этой истории.

Оставался вопрос: почему? Почему Морьета доброй волей отправила в горы дочь? Почему выдала Кадена советнику? Ответом было лицо Тристе. Повязка Адива скрывала сходные черты, да и кожа его была заметно темнее, но, вызвав в памяти оба лица, расположив их рядом, он не мог не заметить: тот же подбородок, изящная линия носа… Адив не вырвал из железной хватки храма невинную девицу – он забрал свою дочь.

– Не думаю, чтобы мать желала тебе зла, – осторожно заговорил Каден. – Тарик Адив – один из самых могущественных людей в стране… – Он запнулся, не зная, открывать ли всю правду, и все же решился. – И он твой отец.

Страх и отвращение исказили лицо девушки, руки сжались в кулаки. На мгновение она застыла немой картиной ярости и горя. Потом с криком бросилась на Кадена. Тот поймал девушку за плечи, но кулачки Тристе заколотили его по груди, по голове. В ударах не было той необъяснимой силы, что проявилась в ней в Мертвом Сердце, но била она больно. Когда же девушка разрыдалась, Каден отстранил ее от себя, чтобы заглянуть в глаза.