Огненная купель Шантунга

Несмотря на яростный обстрел, почти не отвечая на ведущийся практически в упор огонь, пылающий от носовой башни до обрубка третьей трубы, «Ивате» пересек русский кильватер, почти дотянувшись в своем отчаянном броске до «России»… Непосредственная виновница его гибели «Полтава» и следующий за ней «Севастополь» вынуждены были дать полный ход, дабы убраться вовремя с его пути, а подбитая японскими броненосцами «Россия» начала неуклюже ворочать вправо, чтобы не угодить под таранный удар явно идущих на самоубийство японцев, после чего оказалась почти на противоположном курсе.

В четырех кабельтовых от кормы русского броненосного крейсера обреченный корабль величественно лег, наконец, на левый борт и медленно опрокинулся, уходя носом под воду. Затем в кормовой его части прогрохотал мощный взрыв… Спустя минуту на поверхности были видны только всплывшие обломки и немногие отчаянно цеплявшиеся за них люди.

Пользуясь тем, что все внимание русских было приковано к идущему на их колонну «Ивате», строй японских кораблей синхронно повернул вправо на 8 румбов и начал быстро удаляться от противника.

Проводя взглядом по отворачивающей японской колонне, контр-адмирал Григорович непроизвольно задержал бинокль на броненосце «Конго». Там, на левом крыле кормового мостика, вытянувшись по стойке смирно и прижав руку к козырьку, одиноко замерла высокая худощавая фигура, обращенная в ту сторону, где еще были видны взметы пены и дым над погрузившимся в пучину вторым за этот день броненосным крейсером Соединенного флота…

Командующий Второй боевой эскадры вице-адмирал Камимура Хикондзе прощался с братом-близнецом своего любимого «Идзумо». Теперь из четверки броненосных крейсеров британской постройки в строю оставался лишь он один.

* * *

С затаенным чувством торжества заметив, что русский флот не только не следует за ним, но в относительном беспорядке продолжает пока движение к югу, адмирал Того через десять минут одним резким маневром превратил отход своих отрядов в решительную атаку. Его целью стали уходящие от русской линии на северо-запад «Россия» и прикрывающий ее «Рюрик», а также дымящие на горизонте за ними транспорты конвоя.

«Жертвы принесены. Но только скоро мы посчитаемся за все, уважаемый господин контр-адмирал Руднев. И за ”Токиву”, и за ”Ивате”, и за ”Асаму”, и за ”Такасаго”. И за тринадцатое октября тоже посчитаемся. Сейчас вы будете платить мне по всем счетам…»

На лице Того светилась таинственная улыбка, не выдаваемая ни губами, ни выражением глаз, но о которой знал весь флот. Если Того так улыбается, значит, он «поймал победу»…

* * *

Руднев на «Громобое» принял японский поворот «все вдруг» от колонны русских броненосцев за выход из боя, что и неудивительно после потери за каких-то полчаса двух судов линии и при практически обреченном третьем. Конечно, это была победа, но совсем не та, что сегодня нужна. Это вновь нудные военные будни, это новая драка с Того, но уже со всем его англо-латиноамериканским приплодом. Это возможное выступление Англии, что может сделать «эту» реальность даже пострашнее его – «карпышевской».

Однако размышления над последствиями бегства Того уступили место удивлению и даже раздражению: с «Трех Святителей» пока не поступало никаких приказаний относительно дальнейшего образа действий. В конце концов, преследовать отрывающегося противника было необходимо.

Руднев прижал к глазам бинокль, вглядываясь в очертания дымящегося флагмана, и отрывисто приказал:

– Вызовите «Святители» по телеграфу: «Прошу разрешения преследовать!»

Прибежавший через пару минут лейтенант Егорьев озабоченно доложил:

– Ваше превосходительство, не отвечает флагман! И «Петропавловск» не отвечает.

– Продолжайте вызывать!

– Смотрите! Всеволод Федорович, они семафорят что-то на «Сисой» и «Победу». Но за дымом не разобрать… Хотя подождите. Разобрал «Адмирал»… И еще наш позывной. Похоже, дело не ахти…

– Господи… Нет… Не может быть!

– Господа! Срочно! Телеграмма с «Осляби»: «Вице-адмирал Чухнин передает командование контр-адмиралу Рудневу!»

– Ну, как же?! Как же я не понял сразу… К повороту! Поотрядно, все вдруг, шестнадцать румбов на правый борт! Григоровичу принять командование отрядом броненосцев…

Петрович затравленно проклинал про себя всех и вся. И себя в особенности. До подхода Макарова было в лучшем случае около полутора-двух часов, да и то, если не произойдет ошибки в счислении или чего другого экстраординарного.

Господи, как же верно подметил тогда Степан Осипович, что все решат, возможно, не часы даже, а минуты… А он, идиот, почти десять минут не мог осознать, что с Григорием Павловичем что-то не так! Чухнин никогда не потерял бы столько времени…