Огненная купель Шантунга

Но что-то мешало ему спокойно и пунктуально выполнить приказ комфлота. Острейшее внутреннее противоречие рвалось наружу. С одной стороны – ясная и понятная задача. С другой – шестое чувство военного моряка. И оно подсказывало совсем другое. «Но, в конце концов. Если уж один раз нарушил приказ комфлота, то почему бы… Ну и тем более, что эти двое передадут Того? Что мы отогнали их от транспортов, плетущихся в сторону Шанхая на восьми узлах и охраняем этот обоз? Но что ход-то мы уже двенадцатиузловый держать можем, они вряд ли разобрали… и… Нет! Ну не могу я тут торчать, пока наши воюют!!»

И Григорович решился. И опять принял самостоятельное решение, как бы сказали современные военные теоретики, сообразуясь с обстановкой. Его начальник штаба каперанг Андрей Августович Эбергард после краткого раздумья, взвесив все за и против, в итоге с ним согласился, добавив: «Тем более что, догоняя транспорты, якобы плетущиеся к югу, японцы неизбежно налетят на нас!» Командир «Петропавловска» Яковлев поддержал их сразу: «Ведь линкоры строятся для боя с себе подобными, а бой этот, как мы слышим, вовсе не здесь. Если что, готов отвечать вместе с вами, Иван Константинович!»

На «Палладу» просемафорили приказ контр-адмирала, и уже через пять минут русский транспортный караван неспешно развернулся, на этот раз «все вдруг», а не последовательно, как это сделали крейсера, и, прибавив по его приказу ход аж до предельных 9 узлов, лег генеральным курсом на Шантунг, имея во главе колонны справа три крейсера, а мористее, пока еще в визуальном контакте, броненосцы третьего отряда. Однако вскоре стало очевидно, что охраной транспортов они далее заниматься не собираются: приняв три румба вправо, корабли Григоровича решительно двинулись навстречу отдаленной канонаде…

* * *

Спустя несколько минут после первого попадания с «Якумо», Трусов почувствовал, что характер обстрела его крейсера резко изменился. Быстро взглянув на «Россию», а затем, пробежав подзорной трубой по вражеской линии, идущей под корму русским крейсерам, он понял, в чем причина. И пожалуй, первый раз за эту войну, всего лишь на краткий миг им овладело ощущение полной фатальной безысходности. Его старый крейсер был обречен…

Нет, теоретически все было ясно и понятно уже минут сорок назад. Но фактически… Хотя плющило даже не от того, что конец наступает вот именно сейчас, а от понимания того, что их гибель окажется практически бессмысленной и принесет «России» всего лишь краткую отсрочку приговора, минут на пять, много – десять…

Это легло на плечи какой-то нереальной, неимоверной, невыносимой тяжестью. Это сковывало движения и лишало воли. И вдруг каперанг вспомнил… Вспомнил не о присяге, долге, «животе за други своя», не о матушке-России, не о любимой жене и дочке – красавице на выданье. Он вдруг услышал ту цитату из японского кодекса рыцарской чести «Буси до», прозвучавшую как-то из уст Руднева и глубоко запавшую в душу: «Смерть легче пуха, долг тяжелее горы»… «Не наш они народ, черти узкоглазые. А ведь лучше и не скажешь. Точно, тяжелее горы, если так надавило… Но она-то, она-то легче пуха!»

– Что у нас с рулем? – резко выдохнув и расправив плечи, поинтересовался каперанг.

– Пока все в порядке, командир! Пока слушается!

– Как я разумею, их крейсера, что по нам начинали, пристрелялись, передали расстояние на броненосцы, а сами перенесли пристрелку на «Россию», так?

– Похоже… По нам с них бьют только главным калибром. А вот Того сейчас влепил по нам с четырех броненосцев все, что только может достать. Слава богу, пока от него перелеты идут. Хотя два «чемодана» от него мы уже поймали. Корма горит как дровосклад, а доклада о повреждениях нет… Крейсера подсыпают шустро. За пять минут – минус две шестидюймовки и одна большая на левом борту. И две паршивые пробоины. Полуподводная в угольной яме номер четыре, заделывают. И подводная в корме от разорвавшегося у борта шестидюймового. Если так дальше пойдет…

– Дальше? Дальше, друзья мои, только веселее будет! Вы когда-нибудь предполагали, что нашего «дедушку» Того удостоит чести расстреляния всем своим флотом? Но только если мы так и дальше будем аки агнец на заклание себя вести, то через два-три их залпа главным пойдем по вертикалу. А мне хочется «подольше помучиться»! «Опять цитата из рудневского анекдота…» – Трусов улыбнулся в усы. – На дальномере сколько до третьего в колонне?

– Чуть больше тридцати кабельтовых.

– Они нас хотят остановить, зубы повыбить, а потом мимоходом – минами… Так что пока мы имеем ход и управляемся, полагаю идти на таран! Двенадцать тысяч тонн так сразу не остановишь. Пусть мал наш шанс, но он есть! Скоростенки бы поболе… До «Микасы» далековато, если не дотянем до самого Того, пойдем на второй крейсер. Заодно собьем им пристрелку и закроем на циркуляции «Россию». Ей для отрыва минут пять-десять передышки не помешают, а там, глядишь, наши подоспеют: похоже, Руднев с четырьмя кораблями минут через двадцать уже здесь будет. Их марсовые уже видели, мне за дымом не удалось…