Она развела ноги и подалась бедрами вперед, желая, чтобы язык его проник глубже… еще глубже. Жажда наслаждения и страсть захлестнули ее, сладостный дурман окутывал все ее существо, в котором хотелось оставаться как можно дольше. Когда оставалось всего несколько мгновений до-разрядки, Чарльз переместился и навис над нею. Она невольно залюбовалась его совершенным торсом.
– Пожалуйста, Чарльз… – прошептала Элеонора, изогнувшись под ним.
Но он поцеловал ее, и только.
– Чарльз, умоляю… – произнесла она, отрываясь от его губ.
– Я боюсь причинить тебе боль, не хочу…
– Ты не причинишь. Пожалуйста, сделай это, или я сойду с ума от ожидания.
Она знала, что в первый раз будет больно, слышала от молодых замужних леди.
Он приподнял бровь и провел ладонью по внутренней стороне ее бедра.
– Ты уверена, что готова?
– Да, – кивнула Элеонора и ощутила, как он медленно входит в нее. Сквозь волны наслаждения пробилась резкая боль, но даже боль Элеонора приняла с благодарностью. Ощущение его плоти внутри ее тела вызвало у нее странное, незнакомое чувство, она потрясенно замерла.
– Тебе больно? – с тревогой спросил Чарльз.
Элеонора замотала головой, обхватила его ногами и привлекла к себе.
Он принялся двигаться медленно, осторожно, но вскоре стал проникать в нее все глубже и глубже.
Ладонь Чарльза скользнула по ее телу и нашла чувствительный бугорок. Он массировал его пальцем, пока Элеонора не задрожала. Волна невероятного всепоглощающего восторга охватила ее тело, и она достигла вершины наслаждения.
– Да, милая… – прошептал он ей на ушко.
Не в силах пошевелиться, они еще долго лежали, восстанавливая дыхание и возвращаясь в реальность.
Наконец Чарльз поднялся, жестом призывая Элеонору оставаться в постели, и, обнаженный, прошел в другой конец комнаты, где стоял кувшин с водой. Вернулся он с влажным полотенцем и осторожно обтер ее там, где это было нужно.
– Все в порядке, любовь моя?
Губы Элеоноры изогнулись в счастливой улыбке.
– Мое состояние не передать словами, Чарльз. Восхитительно, невероятно.
Он улыбнулся, лег рядом и заключил ее в объятия. Она могла бы провести так вечность. Наслаждаться теплом, слушая биение его сердца и размышляя, влюблена ли она.
Глава 26
На следующий день утром им опять предстояла дорога, но на этот раз Элеонора с радостью садилась в карету. Путь до замка Комлонгон был не долгим, к тому же рядом ее муж. Он не дал ей заснуть почти до самого утра, но подарил восхитительную ночь любви. Тело еще помнило его тепло и ласки, состояние неги и покоя умиротворяло.
Будто угадав ее мысли, Чарльз нежно улыбнулся молодой супруге.
Томас и Лотти остались в гостинице, дав возможность молодоженам побыть вдвоем.
Глядя в лучистые синие глаза мужа, Элеонора думала, что в такого мужчину трудно не влюбиться, но все же ей стоит поостеречься.
– Вы вся сияете, герцогиня, – произнес Чарльз с усмешкой. – Кажется, я самый счастливый человек во всем христианском мире.
– Воистину у вас есть повод: наша свадьба была удивительной.
Они вместе рассмеялись, вспомнив церемонию в Гретна-Грин, и решили, что то, как она проходила, всегда будет для них поводом для шуток.
Деревья неожиданно расступились перед ними, открыв зеленое плато, на котором возвышался Комлонгон. Элеонора невольно поежилась, но не от мощи и величественности строения, причина была в неожиданном возвращении в прошлое: она вспомнила, как матушка привозила их с братом в Шотландию. По словам графини, она хотела, чтобы дети не забывали свои корни. «И учились быть сильными, какими должны быть Мюрреи», – всякий раз добавлял отец. Он сам использовал это время для путешествий в разные страны.
Вдали от Лондона и отца, мать позволяла себе ослабить контроль над детьми. Эвандер и Элеонора бегали по замку, резвились, играли, даже шалили. Так было каждое лето до того года, когда брата отправили в школу. Он редко бывал дома, а когда приезжал, они общались коротко и сдержанно, без смеха и веселых шуток, как прежде.
Сердце Элеоноры сжалось от боли, ведь она стала причиной отъезда брата. Отец всегда укорял ее в излишней эмоциональности и неумении отказываться от привязанностей. По его мнению, это неприлично и недостойно дочери графа. Однажды, умоляя отца не уезжать, Элеонора не сдержалась и заплакала, тогда отец принял решение наказать ее и отослал Эвандера.
После этого Элеонора не могла вспоминать о детстве с нежностью, любая мысль о днях минувших вызывала у нее содрогание. Вскоре она смогла запретить себе думать о времени, когда смеялась и веселилась вместе с братом.
Теперь же воспоминания постепенно всплывали, наполняя сердце ликованием и принося с собой запахи летних месяцев в замке. У Эвандера, на его беду, был заразительный смех; к счастью, с возрастом ему удалось избавиться от привычки безудержно хохотать по малейшему поводу. Он стал серьезным юношей, а не «парнем», как его здесь называли, с копной рыжих волос и глупым смехом.