Огненные фарватеры

В Рохукюла нам поставили новую задачу. Требовалось на этот раз перебросить на остров технику. На две большие рыбацкие лодки настелили поперек доски и установили на них два автомобиля, нагруженных пулеметами ДШК, боезапасом и продуктами.

— Возьмете на понтон еще два десятка бойцов! — приказал мне офицер, распоряжавшийся погрузкой.

— Опасное это дело: а вдруг развалится.

— Не развалится. В случае чего подберешь.

Вышли из бухты. За кормой на буксире плашкоут. Идет, и вроде бы ничего, нормально. Но прошли с милю — вижу, заливает.

— Эй, славяне! — крикнул в мегафон. — Ведра-то есть?

— Имеются, — отвечают.

— Тогда воду откачивайте!

Выполнить эту команду бойцам не удалось. Накренился плашкоут. Застопорил ход, подтянули его.

— Всем быстро перебраться на катер!

Плашкоут будто только ждал, когда люди сойдут. В один миг утонул.

Вернулись мы к пирсу с тяжелым сердцем. Доложил я по команде о ЧП. Пришел контр-адмирал Святов. Смотрел сердито. О нем-то говорил с армейскими и флотскими офицерами. Было принято решение понтоны закрывать брезентом. Ставить на них только по одной автомашине с имуществом, брать не более четырех бойцов.

Тремя катерами мы таскали понтоны 48 часов без передышки, пока наши не освободили остров Даго. Потом приходили в себя, но недолго. Нам предстояла высадка десанта. Теперь на остров Эзель. Мы знали, что остров этот укреплен сильнее, чем Даго. Пирсов нет, высадка возможна только на необорудованный берег.

Десант мы приняли в 3 часа ночи. Штаб полка снова шел с нами. На палубу взяли 4 армейских пулемета ДШК, 20 ящиков с патронами и 12 бойцов. Только покончили с размещением людей, установили и закрепили технику, как прибежал юнга Николай Гавриш и доложил, что меня хочет видеть командир полка.

В кают-компании было особенно светло после мглы наверху. Я осмотрелся. Армейские офицеры сидели кто где — на диванчике, на койках, на стульях. На столе непривычные для морского глаза топографические карты.

— Присаживайтесь, — пригласил комполка, невысокого роста офицер в ватнике. — Инструктаж ясен?

— Так точно…

В этот миг дверь отворилась. В проеме появилась женщина.

— Разрешите следовать с вами в район операции?

— Ну как, гвардии мичман? Еще одного лейтенанта возьмем?

— Одного — да. Отходим?

— Отходим…

В дрейф легли в 4.30 — так определили нам в штабе морского командования. Ветра почти не было, волны тоже, и никакой дымки. Это было и хорошо, и плохо. Зеленую ракету, приказ идти к острову, мы увидели сразу. Но сразу же, еще на дальних подходах, ее увидел и враг. Увидел стремительно рвущиеся вперед торпедные катера, тральщики и рыболовецкие шхуны, медленно чапающие к берегу. И берег ощетинился огнем. Откуда-то издалека, из-за острова, полетели тяжелые снаряды немецких миноносцев. Но десант шел вперед. Нам помогали морские бронекатера. Орудия их башен стреляли, как гвозди вбивая свои снаряды во вражеские батареи и пулеметные гнезда. Под таким прикрытием мы дали полный ход и выскочили к береговой черте, ткнулись форштевнями в песчаный откос. Моряки сразу же скинули сходню, но еще и закрепить ее не успели, как увидели женщину-лейтенанта, спрыгнувшую в воду.

— За мной, пехота! — крикнула она удивительно громким голосом.

Федор Баранов и юнга Николай Гавриш тоже спрыгнули за борт. Стоя по пояс в холодной воде, они держали сходню. Остальные во главе с Громом помогали выгружать пулеметы и ящики с патронами.

Последним на берег выпрыгнул командир полка.

— Счастливого плавания, моряки! — крикнул он на прощание.

Мы тут же убрали сходню и стали отходить. Пулеметные очереди, направленные с высокого откоса, вспарывали воду вокруг катера. В воду шлепались мины, и их осколки, противно свистя, летели над головами.

— Товарищ гвардии мичман! Шхуна, справа девяносто градусов, терпит бедствие!

— Правь на шхуну! — приказал я Ивану Корнышеву. — Сейчас мы ее придавим к берегу бортом.

Иван сразу понял маневр. Шхуну мы прижали бортом к берегу. Баранов с Громом перескочили на ее палубу, помогли с выгрузкой сорокапятки, противотанкового орудия. Красноармейцы тут же на берегу откинули станины, уперли сошники в прибрежный песок, вогнали снаряд в казенник, и над побережьем грохнул выстрел.

Катер отошел, и снова над нами засвистели пули и осколки. Опять рядом вставали разрывы снарядов. Пелена удушливого дыма и пороховой гари поползла над морем, над катером. Но мы уже были далеко от места высадки десанта…

Давно уже поздний осенний рассвет встал над морем, давно уже все отлично просматривалось и, кстати, простреливалось. Но нам везло: катер три раза подходил к берегу и не получил ни одной дырки в корпусе и надстройке, не имел ни одного раненого как в экипаже, так и из десантников… Об этом я думал, когда в последний раз отходил и в шестой раз вода вокруг катера кипела и пенилась от пуль, от разрывов снарядов и мин.

Думал и, как говорится, сглазил. Резкий удар под кормой подкинул катер, следом из машинного отделения по переговорной трубе доложили:

— Заклинило правый вал, двигатель заглох!