Огненные фарватеры

…29 января 1942 года добрался я из Кронштадта в Ленинград, где не был более полугода. Добрался до дому, поднялся по лестнице и увидел — дверь нашей квартиры оторвана вместе с петлями и прислонена в прихожей так, что войти туда можно никого не беспокоя. Из-под двери моей комнаты пробивается в прихожую узенькая полоска света. Открываю — в комнате довольно много людей, стоит сумрак от дыма, источаемого «буржуйкой», и еще от «мигасика» — плошки с какой-то горючей смесью, в которой плавает коптящий фитиль. При свете этого «мигасика» среди людей, заполнивших комнату, я с трудом узнал жену, ее сестру и тещу. Рядом с «буржуйкой» — детская кроватка, в ней лежит моя дочь. Глянул я еще раз на своих близких — огромные глаза на высохших до предела лицах. Кожа у них серовато-голубоватого оттенка. Тесть мой умер — об этом совершенно спокойно сказала теща.

— Все умрем, — прохрипела она. — Приходил тут твой друг, посылку передавал. Поздно!

Я понял, она говорит про Сашу Мушникова.

Короче, ночного пропуска для хождения по городу у меня не было, и я остался дома. Мы немного поели. Друзья с канлодки «Волга», на которой я служил в начале войны, выделили мне немного консервов, сушеной картошки. А Дима Бурыгин, мой однокашник по училищу, дал свежей салаки, которую моряки наловили подо льдом.

Утром 30 января я отправился на набережную Красного Флота. Там находился отдел кадров ЛенВМБ. Отсюда меня направили на плавбазу «Красная звезда», ошвартованную на Петровской набережной, чуть выше Кировского моста, в штаб ОВРа. Прибыл я на плавбазу, представился капитану 3-го ранга Богдановичу. Тот показался мне сердитым и чем-то недовольным. И сразу же спросил, отчего я столь долго добирался, ведь приказ о моем назначении подписан еще 14 января. Я ответил, что мне об этом стало известно лишь двадцать восьмого и в тот же день перед ужином я получил предписание. Так что если учесть, что из Кронштадта в Ленинград пришлось добираться пешком, то прибыл я в самую пору. Богданович ответил, что в подобных случаях положено не оправдываться, а отвечать «есть». Вот и весь мой «грех».

— Узнаю, — засмеялся Латыев.

— Если бы я сделал вывод из замечания!.. Так нет же. Товарищ капитан, тогда еще третьего ранга, проводил занятия по Боевому уставу Морских Сил. И что-то сказал не так. Ну а я еще в училище основательно изучил наставления, блистал по ним. Разве мог утерпеть? С места, без спроса и субординации, вставил пару слов, при всем-то комсоставе ОВРа! Богданович посмотрел в мою сторону и ничего не сказал. Ну, а потом со мной «поговорил» комдив: оказывается, ему крепко перепало от Богдановича за то, что своих командиров плохо воспитывает.

Теперь Латыев смеялся от души…

— Не грусти, покажи себя в деле — и он тебя отметит. Я знаю Богдановича! Но ты должен показать, что в его распоряжение прибыл не какой-то пижон, а настоящий боевой офицер.

В штабе ОВРа я зашел к флагманскому штурману капитану 3-го ранга Вайсману. Он поднялся с койки, мы поздоровались.

— Как тебе, должно быть, известно, идет переброска частей Второй ударной армии на Ораниенбаумский плацдарм, и по этому поводу каждую ночь на южный берег уходят конвои.

Я ответил, что, в общем-то, конечно, знаю об этом.

— Вот и прекрасно. Но почему ты тут, у меня? — спросил Вайсман и тут же дал ответ: — Дело в том, что флагштурманом с каждым из конвоев хожу только я один. Понимаешь, командиры меняются: капитаны первого ранга то Богданович, то Юрковский, то Визель. Или наш начальник штаба Большов. Так что получается, что все с подменой, а я — без. И так от этого измотался, что даже начальство заметило и приказало определить мне дублера самому. Я подумал и предложил Богдановичу тебя. Он согласился, и ты тут.

— Я-то тут и понимаю: идем мы вдвоем, раз я дублирую.

— Нет, пойдешь сам. Выход конвоя из Малой Невы, Петровским фарватером. Ты его знаешь достаточно хорошо и, надеюсь, не подкачаешь. — Вайсман достал из ящика стола карту, на которой был обозначен Петровский фарватер, и мы стали внимательно ее рассматривать. — При проводке кораблей используй судовой ход — наиболее глубокие участки фарватера. И будь предельно внимателен — дело ответственное!

Из штаба я направился на фабрику «Канат». На улицах города было не слишком темно: шли машины, правда, с затемненными фарами, громыхали трамваи, в окнах которых светились синие лампочки. На Петровском острове все выглядело по-иному: тут была полная темень. Не скажу, что темно и пусто, — все время приходилось обгонять колонны красноармейцев, следовавшие в ту же сторону. Бойцы были в валенках, в полушубках. Иногда и меня обгоняли — автомашины, тащившие на прицепе пушки. Что это были за орудия, я не знал, — вот если бы морские!.. У ворот «Каната» я задержался, пропуская какой-то армейский строй.