Огненные фарватеры

В штаб ОВРа я прибыл где-то в начале десятого и сразу понял — обстановка тут тревожная: во льдах остановились сперва тихоходные тральщики 17-го дивизиона со всеми, разумеется, баржами, которые они вели на буксирах, потом встали БТЩ, и даже флагман Т-218, единственный, кто был свободен от буксировки, тоже застрял… И тут же немцы открыли огонь по конвою. И хотя кронштадтские форты начали контрбатарейную стрельбу, враг не оставлял корабли в покое. Чуть позднее в штабе получили сообщение о том, что на льду поставлена дымовая завеса, которая должна затруднить действия немцев. Однако едва успели облегченно вздохнуть, как вдруг поступил доклад от одного из постов службы наблюдения и связи:

— Личный состав покидает корабли и сходит на лед!

Я как раз находился у дежурного по штабу — забежал узнать, где может быть командир 17-го дивизиона тральщиков, когда поступил этот доклад. Через минуту в помещение вошли Богданович и начальник штаба Большов — оба были взволнованы и бледны. Я услыхал, как Богданович говорил:

— Тут какая-то путаница, этого быть не может! — сделал еще шаг и, обратившись к дежурному, приказал: — Немедленно уточните обстановку!

Ну, а пока в штабе волновались, ибо четкого доклада о том, что же с кораблями, получить не удавалось: плотная дымзавеса укутала их. Сквозь эту завесу БТЩ, тихоходные тральщики и баржи просматривались мутными силуэтами, как, кстати, и встававшие тут и там гейзеры разрывов вражеских снарядов.

К вечеру ветер стих, сжатие льдов прекратилось. Конвой тронулся с места и вскоре благополучно дошел до Ораниенбаума. К этому времени успели разобраться и с тем, что посты СНиС ошиблись.

Позднее флагманский штурман Вайсман рассказывал, что же на самом деле происходило на кораблях в эти трудные часы: люди действительно сходили с тральщиков на лед, но лишь для того, чтобы по приказанию командира конвоя поставить дымовую завесу!

Дымзавеса была поставлена, однако немцы стрельбы не прекращали. Убитых не имелось, но несколько красноармейцев из числа переправляемых на южный берег получили ранения. И еще несколько краснофлотцев и старшин с кораблей, а из офицеров — дивизионный штурман 17-го ДТЩ капитан-лейтенант Тимофей Савенков.

И в этот трудный день поставленную задачу конвой выполнил.

Н. УЛАНОВ,

юнга-сигнальщик БМО-541

Командировка

Старший краснофлотец Геннадий Достойнов был крайне недоволен тем, что буквально под самый Новый год — оставалось четыре дня до праздника — его вдруг откомандировали с катера. Да мало того, что откомандировали, — одели в ватные брюки и ватную же куртку, поверх приказали натянуть полушубок, на плечо повесили автомат, на пояс — два запасных диска с патронами и сумку с двумя гранатами-лимонками. А за спину — вещмешок, в котором кроме смены белья был запас еды на неделю.

Группу собрали в 1-м флотском экипаже, потом трамваем довезли до стадиона имени Ленина, откуда пешком — на Петровский остров… Достойнов шагал в строю последним, про себя размышляя, к чему такая спешка и вообще к чему все это: единственно, что было известно, так это то, что старший группы получит какие-то указания в проходной фабрики «Канат». Наконец эта самая проходная, но не успел старший доложить, что положено в таких случаях, как офицер в белом полушубке, встречавший их, приказал:

— Старшему остаться, остальным марш на набережную и там ждать! Группе следовать за бойцом, одетым в маскхалат.

Вот и берег Невки с деревянными причалами — они пришли как раз к тому месту, где было почти совсем темно. И здесь, как увидел Достойнов, были ошвартованы по три, борт к борту, баржи. Большие, неуклюжие деревянные баржи, на каких до войны в Ленинград возили строевой лес и дрова из Карелии. На каждой из них имелась небольшая избушка, с окнами, дверью и трубой, из которой всегда, зимой и летом, почему-то валил черный дым, который интриговал их, ленинградских ребят. И еще — на каждой барже было по два-три мельничных колеса. Сейчас их крылья крутил порывистый холодный ветер с залива, они скрипели вовсю, как и насосы для откачки воды. Этот скрип перекрывал легкий гомон, стоявший на берегу и самих баржах: красноармейцы, одетые в такие же полушубки и валенки, как Достойнов и его товарищи, вкатывали на баржи по мосткам пушки на больших колесах с резиновыми шинами. Боец в маскхалате, который привел группу, исчез, оставив краснофлотцев на причале, на самом ветру. Но Достойнову думалось, что тут даже очень хорошо стоять — ветер обдувает разгоряченные лица. И еще о том, что можно бы расстегнуть полушубок, но ведь так и простыть недолго.

Пришедший вскоре старшина распределил краснофлотцев по баржам. Достойнов направился на «свою» вместе с незнакомым парнем. Когда оба устроились на широком топчане в избушке, моряк сообщил, что зовут его Лешей, фамилия — Жуков и что служит он строевым на гвардейском минзаге.