И вот теперь мы идем в район, где тоже стоят мины… Однако дело не только в них: СБ-3 как-то сама нашла проход между ряжами — забитыми в грунт залива толстенными дубовыми бревнами, пространство между которыми заполнено огромными камнями и за прошедшие десятилетия замыто песком. В ряжах имелись проходы, на обычных картах не обозначенные, — в один из таких и проскочила СБ-3, тысячетонная баржа, и оказалась в районе расположения минных банок. Оставлять ее там до утра было нельзя. Для нас обстановка усугублялась еще тем, что к кромешной тьме прибавился туман и из-за него не видны были навигационные огни Лисьего Носа, «привязавшись» к которым можно было спокойно найти узкий проход. Остальное, хотя и опасное дело, представляло вторую часть задачи, по крайней мере, ясную по исполнению. Пока же мы не наблюдали не только огней на берегу, но даже расположенного совсем рядом, на ближнем форту, узкого и остронаправленного огня маневренного пункта.
В штабе конвоя и на корабле понимали, что пройти при данной ситуации ряжи и не посадить на них БТЩ будет делом почти невыполнимым. Знали о минах и понимали, что нет гарантии в том, что, если БТЩ не подорвется на них, этого не случится с баржей. А нам надо было и самим выйти, и СБ-3 вывести. Минуты бежали. Их оставалось до рассвета совсем немного. Я ходил по мостику и думал. Решение нашлось неожиданно: я стукнулся о тумбу сигнального прожектора, ругнулся и…
— Константин Матвеевич, — обратился я к командиру Т-217 Буздину, стоявшему рядом, у штурманского столика, — ты знаешь, как полезно иной раз стукнуться обо что-либо?
— Но лучше не надо, — улыбнулся Буздин в ответ.
— Вопрос — обо что стукнуться. Взять, например, прожектор. Они же установлены не только у тебя на мостике, но и в Лисьем Носу, в ПВО. Как ты полагаешь, если они начнут светить, туман пробьют?
— Обязательно, но только если луч направить вверх!
— Правильно! По ним возьмем пеленги и найдем проход. Что может быть проще?
Через минуту на мостике уже был шифровальщик, а через 20–30 минут мы увидели, как из туманной мглы на норде в небо уперлись два световых столба. Вскоре Т-217, успешно протиснувшись сквозь находившуюся в нескольких кабельтовых от места, с которого мы начали поиск, щель в ряжах, подходил к СБ-3. Взять баржу на буксир было делом не слишком сложным, даже во льдах, и вскоре мы уже выскочили из этой ловушки, благополучно миновав и мины. Но с тех самых пор, вспоминая операцию по переброске войск, я считаю, что из всех конвоев во льдах Невской губы той поры этот оказался самым, наверное, трудным.
Ф. РУТКОВСКИЙ,
капитан-лейтенант, командир сетевого заградителя «Онега»
Танки на палубе
К декабрю 1943 года я прослужил на сетевом заградителе «Онега» почти полгода: меня назначили на корабль вскоре после того, как был тяжело ранен капитан-лейтенант Сапунов. Из последнего похода на Лавенсари мы вернулись во второй половине декабря, пробиваясь от Толбухина маяка через молодой, но довольно крепкий ледок. Ошвартовались к Усть-Рогатке, к ее западному молу. Нам дали до Нового года отдых, а там предстояло заняться ремонтом. Но с отдыхом не получилось: уже через двое суток мы и сетевой заградитель «Вятка» стояли у причалов Морского завода. Зачем это делалось, нам объяснил комдив — капитан 3-го ранга Безукладников: предстояли перевозки боевой техники, к ним надо соответственно подготовить корабли.
И вот в трюмах закипела работа: рабочие ставят дополнительные крепления, приваривают их вглухую к палубе и подволоку. Мой новый помощник, суровый Иван Самофалов, ворчит по этому поводу:
— Делают, строят! А как мы тут потом с сетями развернемся?
В нем все еще говорит командир боевой части, каковым он на «Онеге» служил до недавнего времени.
Но сколько ни ворчал помощник, приказ исполнялся: делали подкрепления в трюмах; на палубе, перекрывая минные рельсы, сооружали пастил из толстых деревянных брусьев. Для чего все это, нам не объяснили, однако чувствовалось — снова запахло боями. Работы у нас закончили быстро, и тут же мы с командиром «Вятки» Кудряшевым получили приказ идти в Лисий Нос, грузить технику, — было это не просто: с каждым днем все больше намерзал лед на заливе, и мы высказывали свои сомнения командованию. Нам ответили, что это забота не наша, а со льдом есть кому бороться.
…Ошвартовались. Через десяток минут к нашему борту встала «Вятка». Меня на мостике уже не было: прибежал молодой лейтенант, его я видел впервые, и доложил, что член Военного совета флота генерал-майор Вербицкий вызывает командира «Онеги» в его же, командирскую, каюту. Спустился с мостика — в моей каюте было полно народу, и почти все — незнакомые офицеры. Представился генералу, доложил, что корабль к перевозкам техники готов.
— А какой техники, знаешь, командир?
— Никак нет!
— Техника вот какая: на палубу примешь четыре тапка Т-34, поставишь их от надстройки до ростр. А на ют — четыре пушки полковой артиллерии.