Огненные фарватеры

К счастью, ни один снаряд не попал в цель, все они взрывались в стороне и отчего-то внизу — подо льдом, на грунте. Потом мы узнали, что немецким пушкарям был дан приказ стрелять по кораблям только бронебойными снарядами — они почти не давали осколков, куски же льда взлетали вертикально вверх и тут же падали. Пострадавших на все три корабля имелся один: у нас на «Онеге» ранило комендора, юнгу Мишу Гвоздева. Рана была не опасной, но напугался юнга здорово.

— Не дрейфь, Гвоздик! — крикнул я ему в мегафон. — Беги к доктору, он тебя мигом починит!

Перевозки танков мы продолжали до 21 января, несмотря ни на что. Таков был приказ, и мы его выполнили.

Всего кораблями Краснознаменного Балтфлота было доставлено в Ораниенбаум около 53 тысяч человек, 2300 автомашин и тракторов, 214 танков и бронемашин, 700 орудий и минометов, 5800 тонн боеприпасов, 4000 лошадей, 14 000 тонн воинских грузов.

А. АМЕЛИН,

старший лейтенант, помощник командира БМО-503

Мерекюла

Зима ударила в декабре крепкими морозами. Бухты и гавани острова Лавенсари, где базировались наши БМО, сковало льдом. Однако во второй половине января наступила оттепель. Сильные штормовые ветры взломали лед, унесли его в открытое море. В конце месяца был получен приказ о подготовке к высадке морского десанта в тыл врага.

Десант, особенно зимний, операция не из простых. На «ура» ее не проведешь — это понимал каждый из нас. Понимали и то, что подготовка к нему будет серьезной. Но никто и не догадывался, что она будет столь сложной… А началась операция с того, что десантников, бойцов 260-й бригады морской пехоты, размещали по кораблям и каждому из них сразу же назначали место: кубрик, койку и рундук, место для оружия — автомата, станкового или ручного пулемета, ПТР, миномета. Море есть море, все должно иметь свое место, все — закреплено по-походному. Мы, катерники, старались показать десантникам, что и как делать; более всех в этом преуспевал наш боцман — старшина 1-й статьи Николай Осмоловский, молодой коренастый круглолицый парень.

— Ну что скучаешь, голуба? Вот так надо крепить. — Он прихватывал морским узлом ствол станкового пулемета к обуху и объяснял: — От так если ослабишь узел, он и развяжется!

— Это не узел, а липа. Привязывать пулемет надо крепко! — стоял на своем такой же молодой, как Осмоловский, десантник.

— Ты на корабле без году неделя, а учишь меня, боцмана, — сердился Осмоловский. — На моем счету это не первый десант. Учти!

Подходит кто-нибудь из морских пехотинцев.

— С боцманом не спорь, он после старпома на корабле самый главный!

И все становилось на свои места. Особенно это проявилось после того, как я рассказал десантникам, что боцман наш по гражданской профессии учитель. На флоте с сорокового года, успел повоевать на Ханко, получил ранение под Невской Дубровкой в 1941 году, и в сентябре 1942 года тоже.

— То-то гляжу, вроде лицо знакомое! — сказал десантник, который поддержал Осмоловского в споре о порядке…

Второй этап подготовки был сложнее для экипажей катеров: мы отрабатывали подход к берегу, занятому врагом, и отрабатывали стрельбу по береговым целям открытым и скрытым «за складками местности». На нем разместили макеты пушек, пулеметов и прочего. Мы выходили туда затемно, и вскоре ночь озарялась залпами пушек. Получалось не сразу и не все, но получалось.

И тогда начался третий этап подготовки — выход катеров к берегу и высадка десанта.

Вечером 11 февраля я зашел на БМО-505 к старшему лейтенанту Виталию Борисовичу Лозинскому. Дружба наша завязалась давно, еще в те времена, когда я пришел из морской пехоты помощником командира на БМО-318, которым командовал тогда старший лейтенант Федор Иванович Родионов. В общем-то, дружили командиры еще с училищной поры. Оба заканчивали Тихоокеанское высшее военно-морское училище. Я тоже выпустился в сорок первом, но из Каспийского училища. 30 октября 1943 года Федор Родионов погиб в бою. Память о нем была священна для нас обоих, а эта смерть сблизила нас. Каждая такая встреча начиналась с воспоминаний о Федоре Ивановиче.

— Федя был умница, — всегда говорил Лозинский. — Жаль терять таких прекрасных моряков. Это был человек с большой перспективой. — Серые глаза Виталия глядели на фотографию Родионова. Она висела в ажурной рамке на переборке командирской каюты. — А ты знаешь, о чем я мечтаю сегодня?.. Хочу побывать дома, в Ленинграде. Я еще не был там после освобождения города от блокады. Хочется пройти по улицам, на которых уже закрашены все до одного прямоугольники голубого цвета, напоминающие что именно эта сторона улицы наиболее опасна при артобстреле!

Я понимал, мысли Виталия, как и наши, более всего заняты предстоящей операцией. Он не однажды говорил, что уверен в успехе, что десант будет высажен. Но у всех нас не оставалось сомнений и в том, что дело будет очень сложным.

— Более всего я боюсь, — волновался Лозинский, — что ударит крепкий мороз, а морским пехотинцам придется прыгать в воду и потом вступать в бой…