Джейми взялся за крестовину окна и тряхнул ее на пробу. Раму сделали из хлипких сосновых дощечек, давно рассохшихся, — их легко было выломать одним движением.
Хозяйка прищурилась и задумчиво поджала губы.
— Ждоровые муш-щины… Хм, у нас таких нет. Был шлуга, но он шбежал. Все равно б вам не шгодился — глухой как пень и немой. Если поймаете, можете жабирать.
Судя по всему, побег Кесайи особой шумихи не вызвал. Я с облегчением перевела дух. Джейми, однако, так легко не сдавался.
— А мистер Бердсли дома? Я хотел бы с ним поговорить.
Он снова тряхнул раму, и сухое дерево треснуло с шумом пистолетного выстрела.
— Он не принимает гош-штей, — ответила женщина, и в ее голосе вновь прорезались странные нотки: тревога пополам с радостным волнением.
— Он болен? — вмешалась я. — Я могла бы помочь. Я врач.
Она шагнула вперед и хмуро уставилась на меня из-под растрепанных темных волос. На свету женщина оказалась моложе, чем я думала: ни морщин, ни отвислой дряблой кожи.
— Врачш?
— Моя жена — известная целительница. Индейцы называют ее Белый Ворон.
— Колдунья? — Женщина вытаращила глаза и попятилась.
Было в ней что-то странное, и я только теперь поняла, что именно. Вопреки вони и разрухе в доме, сама женщина была в чистом платье с вымытой головой — хотя в это время года люди не купались месяцами, чтобы не подхватить простуду.
— Кто вы? — прямо спросила я. — Миссис Бердсли? Или мисс?
Да ей же не больше двадцати пяти! Плечи под платком округлые, бедра широкие, почти касаются бочек. Видно, торговля с чероки приносит немалый доход, способный прокормить семью… но не слуг.
— Я миш-шиш Бердшли.
Тревога исчезла. Хозяйка смотрела на меня, задумчиво пожевывая губы. Джейми сжал пальцы, и рама хрустнула.
— Входите уш.
И снова те же интонации: вызов и бешеная радость. Женщина направилась к двери. Я заметила, что она хромает, — одна нога волочилась по деревянному полу.
Кряхтя и сопя под нос, она принялась возиться с замком. Засов громыхнул и с громким стуком упал на доски. Перекошенная дверь, однако, не желала открываться; Джейми надавил плечом, и та с натужным скрипом распахнулась. Интересно, когда ее трогали последний раз?
Видимо, целую вечность назад. Джейми фыркнул и закашлялся, стараясь дышать только ртом. Я тоже, хотя запах все равно разил наповал. Кроме испорченных товаров, в доме нещадно воняло застоялой мочой и фекалиями, гнилью и чем-то еще. Я на пробу шевельнула ноздрями, стараясь не вдыхать лишнего.
— Как давно болен мистер Бердсли?
Во всем этом смраде я разобрала яркий запах болезни. Не только высохшей рвоты или свежего гноя, но и плесневелый душок, присущий любому серьезному недугу.
— Ох… Давно уш-ше.
Воздух внутри казался гуще из-за вони и темноты. Хотелось сорвать с окон тряпки и впустить свежий ветер.
Миссис Бердсли боком, точно краб, стала пробираться между рядами товаров. Джейми посмотрел на меня и, с отвращением чихнув, нырнул под нависающие шесты для палаток. Я последовала за ними, стараясь не глядеть, куда именно ставлю ногу. Что там на полу: гнилое яблоко? Дохлая крыса? Зажав нос, я подняла глаза к потолку.
Дом состоял из двух комнат: большая впереди, та, что поменьше, кухня, — сзади.
Задняя комната на удивление отличалась от передней. Она была простой и аккуратной, точно квакерский зал собраний. Повсюду — ни пятнышка, стол и каменный очаг выскоблены до блеска, на полках сверкала немногочисленная оловянная посуда. В окно сквозь уцелевшие стекла свободно лилось чистое утреннее солнце. А еще здесь царила мертвая тишина, словно из хаоса гостиной мы попали в святилище.
Однако это впечатление тут же развеял громкий шум сверху — тот самый звук, который мы слышали прежде: пронзительный визг, полный отчаяния, точно там резали борова. Джейми шагнул к лестнице в дальнем углу, ведущей на чердак.
— Он там, — зачем-то пояснила миссис Бердсли.
Визг раздался снова, громче и истошнее, и я передумала идти за аптечкой, чтобы не тратить зря время.
Джейми выглянул с чердака.
— Захвати свет, саксоночка, — коротко велел он и снова исчез.
Не думая даже подать свечу, миссис Бердсли мяла в руках шаль и плотно сжимала губы. Я протиснулась мимо нее, схватила с полки подсвечник и запалила фитиль в очаге.
— Джейми?
Я просунула голову в люк, держа свечу над макушкой.
— Я здесь, саксоночка.
Он стоял в дальнем углу, где гуще всего ложились тени. Я вскарабкалась по лестнице и, осторожно переставляя ноги, подошла ближе.
Вонь шла именно отсюда. Заметив в темноте что-то светлое, я поднесла свечу. Джейми свистяще выдохнул сквозь зубы.
— Мистер Бердсли, я полагаю? — спросил он.
Мужчина был очень крупным. Из мрака китовой тушей возвышалась огромная выпуклость живота, рука, безвольно лежащая на половице, могла бы обхватить пушечное ядро. Однако белесая и дряблая плоть обвисла, грудь провалилась. Некогда бычья шея неестественно вытянулась, под спутанными волосами дико сверкал глаз.
Мужчина снова захрипел, пытаясь поднять голову. Джейми вздрогнул — и мурашки побежали у меня по спине. Превозмогая страх, я сунула ему подсвечник.
— Посвети.