Вправив кость и закрепив лубок, я нашла на ухе пульс. Козы обнюхивали козла, жалобно блея, и он вдруг вскинул голову и привстал, неуклюже выставив перед собой шину. Пьяно закачался на трех ногах и, издав громкое воинственное «Ме-е-е!», опять завалился на бок. Однако это действо всех приободрило, даже миссис Бердсли довольно хмыкнула.
— Хорошо. — Джейми встал и с усталым вздохом запустил руку в волосы. — Теперь дальше.
— Что дальше? — спросила я.
— Вот и надо решить, что делать дальше, — чуть ядовито отозвался он.
— Разве мы не поедем в Браунсвилл?
— Поедем — если миссис Бердсли знает дорогу и сумеет найти ее при звездах.
Он выжидающе повернулся к ней. Та качнула головой. До меня вдруг дошло, что мы на узкой оленьей тропке где-то посреди леса.
— Мы ведь не могли далеко уйти…
— Не могли, — согласился Джейми. — И я рано или поздно найду дорогу. Однако бродить в такой компании по ночному лесу не стоит.
Он обвел нас выразительным взглядом. Две пугливых лошади, две женщины (одна из которых немного не в себе и, возможно, опасна) и шесть коз. Да, я прекрасно понимала Джейми.
— Пойду осмотрюсь. Если найду дорогу, хорошо. Если нет, значит, заночуем здесь, а при дневном свете разберемся. Саксоночка, будь осторожна.
Чихнув напоследок, он исчез в темноте, оставив меня в лагере главной.
Осиротевший козленок плакал все громче, надрывая не только уши, но и сердце. Зато миссис Бердсли с уходом Джейми оживилась. Должно быть, он ее пугал. Теперь она убеждала одну из коз покормить малыша. Тот сперва отворачивался, но голод взял свое, и вскоре он принялся деловито сосать, подергивая хвостиком.
Я была рада это видеть, хоть и испытывала к нему легкую зависть, потому что вмиг осознала, что ничего не ела весь день, замерзла, устала, заработала с десяток синяков и без миссис Бердсли с ее выводком коз уже давно сидела бы в Браунсвилле сытая и в тепле. Погладив малыша по круглому животику, подумала с тоской, что была бы не прочь, если бы и обо мне кто позаботился, однако пока роль Доброго Пастыря уготовили именно мне.
— Как думаете, она не вернетш-ша?
Миссис Бердсли села рядом, кутаясь в шаль, и говорила тихо, словно опасаясь, что нас подслушают.
— Кто, пантера? Нет, вряд ли. Зачем?
Однако я все равно испуганно вздрогнула: Джейми ведь бродил там в темноте один. Хирам, уютно устроившийся у моих ног, протяжно фыркнул.
— Говорят, они охотятша парами.
— Правда? — Я подавила зевок — не от скуки, просто от усталости. — Ну, все равно козы им должно хватить на двоих. Кроме того… — я снова зевнула, хрустнув челюстью, — …лошади нас предупредят.
Гидеон и моя кобыла смирно стояли бок о бок. Их спокойствие утешило миссис Бердсли, которая вдруг обмякла, шумно выпуская воздух из легких.
— Как вы? — спросила я больше из желания поддержать разговор, нежели из искреннего любопытства.
— Рада, что ушла из того места, — коротко ответила она.
Я разделяла ее радость: даже под открытым небом и с пантерой неподалеку было лучше, чем на ферме. Правда, задерживаться здесь все равно не хотелось.
— Знаете кого-нибудь в Браунсвилле?
— Никого. — Она замолчала, запрокидывая голову к звездам, и добавила почти застенчиво: — Я… никогда там не бывала.
Она принялась рассказывать свою историю, сперва робко, потом все решительнее. Бердсли, по сути, купил ее у отца и привез с прочими товарами из Балтимора к себе домой, где она стала настоящей пленницей. Он запрещал ей покидать ферму и показываться на глаза случайным гостям. Когда он уезжал торговать с чероки, она и вовсе оставалась одна, не считая немого слуги.
— И правда, — пробормотала я. За событиями сегодняшнего дня я совсем забыла о Джосайе и его брате. Интересно, она знала обоих или только Кесайю?
— Как давно вы живете в Северной Каролине?
— Два года. Два года, три меш-шяца и пять дней.
Я вспомнила те зарубки на косяке. Давно ли она ведет счет? С самого первого дня? Я потянулась, чтобы размять уставшие мышцы, и потревоженный Хирам недовольно фыркнул.
— Ясно. Кстати, как вас зовут? — Я запоздало сообразила, что не знаю ее имени.
— Френшиш, — сказала она и попробовала снова: — Френ… шиш. — Последний слог со свистом вырывался сквозь сломанные зубы. Она пожала плечами и застенчиво хохотнула. — Мама звала меня Фанни.
— Фанни, — воодушевленно повторила я. — Прекрасное имя. Можно я буду вас так звать?
— Я… была бы рада.
Она перевела дыхание и замолкла — должно быть, смущение не позволяло ей выразить все, что накопилось в душе. После смерти мужа она словно ушла в себя, будто разом иссякли силы, что поддерживали ее раньше.
— Ой, — спохватилась я. — Клэр. Зовите меня Клэр.
— Клэр… Чудешное имя.
— Ну, в нем хотя бы нет свистящих, — не подумав, ляпнула я. — Ой. Простите!..