В пузырьке было сосновое масло, резкое и воняющее смолой. Роджер не знал, сколько надо использовать, поэтому плеснул в таз на глазок, причем от души. Затем извлек пробку из баночки; сразу же распространился острый запах камфоры. Рассмотрев содержимое, Роджер понял, что это не кристаллы, а липкие кусочки сухой смолы. Он высыпал немного на ладонь и хорошенько растер, прежде чем тоже бросить в воду. Интересно, почему этот жест показался таким знакомым?..
— А, вот оно что, — вдруг понял Роджер.
— Ты о чем?
Он обвел рукой их скромное убежище, которое быстро наполнялось едко пахнущим паром.
— Я помню, как лежал в кровати с головой под одеялом. Мама бросила в воду такие же штуки… и пахло так же. Вот почему все это мне знакомо.
— У тебя в детстве тоже был круп?
— Наверное. Не помню. Помню только запах.
Роджер глубоко вдохнул и погладил Брианну по ноге.
— Не волнуйся.
Джемми снова стал кашлять, правда, уже не так натужно. Может, дело было в темноте, запахе или уютных, типично кухонных звуках снаружи, но волнение улеглось. Брианна тоже глубоко вздохнула, а затем слегка шевельнулась, расслабившись, и погладила Джемми по спинке.
Некоторое время они просидели молча, слушая, как малыш кашляет, сопит, хватает воздух, снова кашляет и наконец дышит свободнее. Хныкать он перестал, словно успокоенный близостью родителей.
Роджер зашарил рукой по полу в поисках пробки от баночки, а потом плотно ее закрыл.
— Интересно, что твоя матушка сделала с кольцами? — произнес он, чтобы нарушить заполненную паром тишину.
— А что она могла с ними сделать? — Брианна отбросила с лица прядь волос. На вечер она сделала высокую прическу, однако теперь локоны выбились и липли к влажной коже.
— Их не было, когда она дала мне лекарство.
Роджер хорошо помнил ее бледные длинные пальцы и свое изумление, ведь он никогда не видел ее без этих двух колец, золотого и серебряного.
— Точно? Она никогда их не снимает. Разве что если приходится делать какую-нибудь гадость. — Брианна нервно хихикнула. — Например, когда Джем уронил свой боби в горшок.
Роджер фыркнул. Так они называли железное кольцо, что вдевают в нос скоту, которое Джем любил грызть. Боби стал его любимой игрушкой, без нее малыш отказывался ложиться спать.
— Би-би? — Джем поднял голову. Глаза его были наполовину закрыты, и он тяжело дышал, но уже начинал интересоваться окружением. — Би-би!
— Ой, зря я про него вспомнила… — Бри легонько покачала Джемми на колене и начала тихо напевать, чтобы отвлечь малыша. — По каньо-о-онам, по пеще-е-ерам… друг мой зла-а-ато добыв-а-ал… Не оди-и-ин он был, а с дочкой, Клементи-и-ин ее он зва-а-ал…
Темнота вновь напомнила Роджеру то самое чувство уединения и близости, которое он испытал у скамьи под ивами. Правда, в палатке было куда жарче. Рубашка липла к плечам, по спине стекал пот.
— Эй, — слегка пихнул он ногу Бри. — Может, пойдешь наверх и снимешь платье? Долго в нем тут просидишь — потом оно только на тряпки сгодится.
— Ну… — засомневалась она, прикусив губу. — Нет, посижу, ничего страшного.
Роджер поднялся и забрал покашливающего Джемми у нее с колен.
— Иди, — твердо произнес он. — Как раз захватишь его бо… сама знаешь что. И не волнуйся, ты же видишь, пар помогает. Скоро все будет в порядке.
Они еще немного поспорили, и Брианна наконец сдалась. Роджер устроился вместо нее на табурете. Деревянное сиденье напомнило ему об определенном неудобстве, связанном с приливом крови, которое он по-прежнему слегка ощущал, и Роджер поерзал.
— Ничего, от этого не умирают, — пробормотал он Джемми.
Малыш засопел и выдал что-то, начинающееся на «би?..». Роджер коснулся его мягкой щечки тыльной стороной ладони. Жар, похоже спадал, хотя сказать наверняка было сложно.
— Би-би? — тихо квакнул голосок у груди.
— Да, скоро будет. Тише.
— Би-би. Би-би!
— Тш-ш-ш.
— Би…
— И была она как фея… — Роджер начал вспоминать слова песни.
— БИ!..
— И чудесны башмачки! — резко повысил он голос, отчего в палатке и за ее пределами воцарилась испуганная тишина. Роджер помолчал и продолжил колыбельную уже спокойнее: — Э-э… две жестянки от селедки… заменяли каблучки. Дорогая, дорогая, дорогая Клементин… Потерял тебя на-ве-ки, дорогая Клементин.
Кажется, пение подействовало. Джемми прикрыл глазки. Он даже начал сосать палец, но не смог дышать заложенным носом. Роджер осторожно обхватил ладонью его кулачок, липкий и крошечный.
— Ровно в девять приводила она уточек поить… Это ж надо ей споткнуться, прямо в реку угодить…
Веки малыша затрепетали и наконец сомкнулись. Вздохнув, Джемми обмяк. На каждой ресничке дрожали капельки — слезы, пот, пар или все вместе.
— Алы губки под водою все пускают пузырьки… Но пловец я никудышный и не спас ее, увы. Дорогая, дорогая…
Роджер вновь утер лицо, а потом наклонился и поцеловал Джемми в шелковистую влажную макушку. Спасибо, думал Роджер, искренне благодарный всем, начиная с Бога.
— Дорогая… Клементин…
Глава 48
Незнакомцы в ночи