Огненный крест

Мистер Лиллиуайт покосился на меня с подозрением и предпочел вести разговор с Джейми.

— Я имею полное право заключить этого человека в тюрьму, но не стану так поступать из уважения к вам, мистер Фрейзер, и к вашей тете. Однако завтра утром ему придется покинуть колонию. Мистера Донахью доставят в Вирджинию и освободят из-под стражи. Вы можете не волноваться о его судьбе — мы сделаем все возможное, чтобы дорожные тяготы не сказались на здоровье вашего друга.

Он устремил на шерифа холодные серые глаза; тот резко выпрямился, всем своим видом излучая благонадежность, однако выглядело это не очень убедительно.

— Что ж, ясно, — учтиво ответил Джейми. Он перевел взгляд с одного собеседника на другого, потом посмотрел на шерифа в упор. — Надеюсь, вы сдержите свое обещание, сэр. Если святой отец попадет в беду, я буду склонен принять это… весьма близко к сердцу.

Шериф выдержал его взгляд с невозмутимым выражением лица и не отводил глаз, пока мистер Лиллиуайт не откашлялся.

— Даю вам слово, мистер Фрейзер.

Джейми повернулся к нему с легким поклоном.

— Большего я и не прошу, сэр. Однако же не будете ли вы столь любезны отпустить святого отца, чтобы он мог провести вечер в кругу друзей и сердечно с ними попрощаться? Моя жена осмотрит и вылечит его раны, а утром мы снова доставим его к вам. Я за это ручаюсь.

Мистер Лиллиуайт поджал губы и притворился, будто обдумывает слова Джейми, но актер из магистрата был никудышный. Я с удивлением поняла, что он ожидал услышать подобное предложение и заранее собирался ответить отказом.

— Увы, сэр, — начал он, изображая глубокое сожаление. — Боюсь, я не могу удовлетворить вашу просьбу. Если святой отец пожелает отправить кому-нибудь весточку, — он указал на стопку бумаги, — то я непременно прослежу за тем, чтобы письма были доставлены адресатам.

Джейми откашлялся и расправил плечи.

— Что ж, смею ли я попросить… — И смущенно умолк.

— О чем же, сэр? — Лиллиуайт с любопытством посмотрел на Джейми.

— Не позволите ли вы мне исповедаться перед святым отцом?

Джейми разглядывал опору шатра, не желая встречаться со мной глазами.

— Исповедаться? — пораженно переспросил Лиллиуайт, а шериф злорадно прихрюкнул.

— Совесть покоя не дает? — грубо поинтересовался Анструтер. — Или скорую смерть почуяли?

Шериф ухмыльнулся, а мистер Гудвин разразился возмущенными протестами в его адрес. Джейми не обратил на них обоих внимания.

— Да, сэр. Понимаете ли, я давненько не был на исповеди и не знаю, когда такая возможность появится снова… — Он наконец посмотрел мне в глаза и быстро кивнул в сторону выхода. — Простите, господа, нам с женой нужно на минуточку отлучиться…

Не дожидаясь ответа, он подхватил меня под локоть и вывел наружу.

— Брианна и Марсали спрятались с детьми у тропы, — прошипел Джейми, когда мы выбрались из шатра. — Проследи, чтобы Лиллиуайт с этим уродцем шерифом отошли подальше, и заводи всех внутрь.

Глубоко пораженная, я осталась стоять на месте, а он нырнул обратно.

— Прошу прощения, джентльмены, — донеслось оттуда. — Не обо всех грехах можно рассказывать в присутствии жены…

Раздалось согласное бормотание; слово «исповедь» прозвучало несколько раз — кажется, это был исполненный сомнения голос Лиллиуайта. Джейми ответил ему раскатистым шепотом. Шериф громко переспросил «Вы… что?», но мистер Гудвин яростно на него шикнул.

После долгих невнятных переговоров послышались шаги; едва я успела спрятаться за сосновыми зарослями, как из шатра вышли три протестанта. День совсем угас, на небе мерцали закатные угли облаков, подсвеченных последними лучами солнца, но мужчины стояли совсем рядом, и я видела, что их обуревает смущение.

Сгрудившись поближе друг к другу, джентльмены погрузились в горячее обсуждение, то и дело бросая взгляды в сторону шатра, откуда доносился голос отца Кеннета, который произносил благословение на латыни. Лампа, бросавшая тени на парусиновые стенки, погасла; силуэты Джейми и священника растворились в исповедальном сумраке.

Анструтер придвинулся к мистеру Гудвину.

— Пресуществление? Что за чертовщина такая? — пробормотал он.

Мистер Гудвин выпрямился и пожал плечами.

— По чести сказать, сэр, я не очень хорошо понимаю значение этого слова, — чопорно объявил он. — Какая-то вредоносная доктрина папистской церкви. Возможно, мистер Лиллиуайт даст более точное определение… Рэндалл?

— Конечно. Это понятие означает, что, когда во время мессы священник произносит молитву, хлеб и вино превращаются в сущность тела и крови Христовых.

— Что? — Анструтер ничего не понял. — Как такое может быть?

— Превратить хлеб и вино в плоть и кровь? — ошарашенно переспросил мистер Гудвин. — Это же самое настоящее колдовство!

— Не беспокойтесь, это все выдумки. — В голосе мистера Лиллиуайта появились обычные человеческие интонации. — Наша церковь утверждает, что подобное превращение категорически невозможно.

— А вы уверены? — подозрительно спросил Анструтер. — Вы видели, как они это делают?