Огненный крест. Бывшие

К концу века уже можно говорить о народе, жизнь которого не стесняли сколь-нибудь заметные социальные, сословные ограничения. Генералы, ученые, чиновники высоких рангов и званий — выходцы из простого народа уже далеко не редкость. Впечатляющий мир тому — вожди белого движения: генералы Корнилов (сын бедного казака), Болдырев (сын деревенского кузнеца), Алексеев (сын простого солдата)… Кстати, генерал Иванов, посланный Николаем Вторым на усмирение мятежной столицы, тоже сын простого солдата. Таких примеров можно привести очень много.

Выходцы из народа заполняют торговый, ученый, артистический и литературный миры. Россия распрямлялась. Ее ждал могучий хозяйственный подъем при безусловном сохранении мирового лидерства в зерновом производстве.

Большевизм и близко не мог предложить что-либо подобное. Революция оказалась удушением народа, — народа, преодолевшего все завалы своей истории и распрямлявшегося для свободной жизни. В этом сказался гений народа: века преодоления неволи не ослабили его духовной и физической сути.

Революция изощренным варварским способом произвела не столько массовое, сколько массово-выборочное уничтожение всего того, что составляло Россию.

Гордость, независимость, богатство мысли, культуры — все было самым жутким образом ошельмовано и поставлено на грань уничтожения. А дальше произошло развращение, растление народа.

Национальное растворилось в понятии «интернационализм» и легло под ноги космополитизму. Возник особый тип человека — советский, не чувствующий уже себя в полной мере русским, а свою землю родной. Он воспитывал из людей жадных потребителей.

Орудием этой реакции, уничтожения молодой России (а ее можно назвать именно молодой, так как она только набрала силу для национального развития, накопила исторический, культурный опыт) стал большевизм, выпестованный Лениным.

Ленинизм оперся на самые низкие, неразвитые, черные пласты народа. Этим черным, инстинктивным он и выжигал душу и тело народа так, что создалось впечатление, будто это черное, низменное и низкое и есть сам народ.

Ленинизм разделил народ на жертв и насильников. Доносительство заменило все духовные ценности, предстало оправданием всего. Растление состоялось.

Народ раздавлен, развращен, но не уничтожен. Ему в наследство досталась великая культура. Народ обладает одной особенностью: независимо от истребительной деятельности государства на протяжении более чем семидесяти лет он воспроизводит заново все то, что составляет существо народного характера, будто и не утюжили русских безмерно тяжелым катком ленинизма.

Как бы ни было опошлено недавнее прошлое, какими бы жуткими ни были геноцид и растление (допустимо говорить об ослеплении народа), в детях и внуках неизбежно будет возрождаться то насильственно вырубленное и вроде бы уничтоженное навек, что всегда составляло суть русского народа. Весь ужас пережитого сложен историей с вполне определенной целью: преодолеть те черты в национальном характере, которые сделали возможным торжество ленинизма, то есть философии насилия.

Этот страшный исторический опыт должен лечь в сознание народа, выработать в нем систему духовной и нравственной самозащиты.

Ни один народ в мире не вынес бы такого удара судьбы, стерся бы, рассеялся по свету. Народ нашел в себе силы преодолеть яд ленинизма и с ним — плоды растления, болезнь надсада. Народ болеет, надорвался и болеет. Народ унижен, но не уничтожен. Мы есть и будем.

После провала похода на Москву, за восемь месяцев до окончательного краха белого движения, совещание генералов в Севастополе назовет генерала Врангеля новым Главнокомандующим Вооруженных Сил Юга России.

В тех условиях не многие сохраняли присутствие духа, к примеру генерал Кутепов. Он говорил:

«Земельная реформа и виселица — тогда мы снова дойдем до Москвы…»

Все верно: тотемный знак России — трупы…

И вот первый рассвет в уже новом для Врангеля качестве — вождя остатков белых армий в Крыму.

«Едва стало светать, как я уже проснулся… Я встал, оделся и сел писать приказ войскам.

Что мог сказать я им, чем ободрить упавший дух? Наше тяжелое, по-видимому, безвыходное положение известно и офицерам и солдатам. Не сегодня, так завтра им станет известна и измена наших союзников[78]. Не дрогнут ли при этом новом ударе сердца тех, кто грудью своей прикрывает последнюю пядь родной земли?..»

Барон Петр Николаевич Врангель родился в 1878 г., то есть был на целых восемь лет моложе Ленина и на год старше кровавомудрого Сталина. Умер он в 1928 г. в возрасте 50 лет. Жена его, баронесса Врангель, пережила его на 40 лет.

Моя матушка пережила моего отца на неполных 34 года и все дни хранила великую преданность его памяти. В последний вечер (ей оставалось жить сутки) мы расставались навек, она шепнула мне горячо: «Положите рядом с отцом… обязательно!» И откинулась на подушки. Сердце уже прекращало свой бег.

Но на том кладбище свои законы: положить маму рядом с отцом не разрешили, только сжечь — и сунуть урну. Смысл отказа: «Нечего засорять Новодевичье кладбище».

Это лечь с мужем в могилу — «засорять»?!