Огненный крест. Бывшие

Житие с волкодавами нового строя — это и есть «изменить среду». Некоторые так и не смогли, аж до конца 80-х годов их не оставляли без присмотра и соответствующего «обслуживания».

Горький и тот сумел вписаться в новую среду лишь с третьего или четвертого захода. Сколько улиц да городов его имени понадобилось, какая забота «синего воинства» (лично опекало), аж все время слеза дрожала на реснице (тогда еще от умиления, после — от осознания тюремности своей жизни)!..

«Ваш Ленин» — так вождь подписывал письма редко, вообще редко; в частности, письмо к Сталину 13 мая 1920 г. Он вообще с исключительной теплотой пишет о Сталине. Вот в письме к А. А. Иоффе 17 марта 1921 г.:

«…Пример — Сталин. Уж, конечно, он-то бы за себя постоял. Но «судьба» не дала ему ни разу за три с половиной года быть ни наркомом РКИ,

ни наркомом национальностей. Это факт…»

Во множестве писем, записках Ленин советует своим корреспондентам обращаться по тем или иным вопросам к Сталину, предлагает просить Сталина помочь в том-то и том-то…

И сколько подобного трогательно-доверительного в отношениях со Сталиным! А иначе и быть не могло — дело (преступное внедрение в жизнь утопии) было общим, и тут они являлись самыми близкими в понимании задач и методов их решения. Феномен Сталина взошел на ленинизме. «Чудный грузин» добавил свое лишь в отношения с единомышленниками. В остальном — строго шествовал ленинским курсом.

Сталин являлся одним из самых близких к Ленину в последний отрезок жизни главного вождя. Молотов говорил об этом так в 70-х годах:

«Со Сталиным у Ленина отношения были тесные, но больше на деловой основе. Сталина он куда выше поднял, чем Бухарина! Да и не просто поднял — сделал своей опорой в ЦК. И доверял ему.

В последний период Ленин был очень близок со Сталиным, и на квартире Ленин бывал, пожалуй, только у него…»

Как это характеризует отношения в партии: не партия, а Ленин «поднял». А иначе и быть не могло. Партия являлась лишь инструментом (своего рода скальпелем) в руках главного вождя — не самостоятельной, а сугубо подчиненной величиной. Придаток — наиболее точное название этих «спаянных единством воли людей». Сплоченные, чтобы быть придатком воли вождя и вождей. Совершенный отказ от себя, своей воли, разума, какого-либо не то чтобы критического, а просто творческого отношения к миру.

С придатком и обходились соответствующим образом, когда он пытался что-то значить. Иначе и быть не могло. Ведь эти «спаянные единством воли люди» сами соглашались (и соглашаются на подобную роль). Тут все было и есть в точном соответствии с природой вещей.

Кляня ленинизм, карательные органы, не следует выпускать из виду самое первое, самое существенное, можно сказать, душераздирающее обстоятельство. Все советские структуры власти составлял (и составляет) народ. Они — часть народа. Они возможны лишь благодаря определенным свойствам народа, его определенной культуре и нравственности.

«Чтоб кровь не обрызгала гимнастерку».

Партия, ленинизм, карательные органы — все это плоть народа, его живая ткань. Насилие исходило от народа, во всяком случае, от его большей части. Народ составлял (и составляет) карательные и партийные органы…

И Ленин, и Сталин, и все прочие генсеки ничего не сумели бы в одиночку… Силу им давали не только обманная утопическая философия, в которую поверил народ (поверил ведь!), не только ВЧК-КГБ, не только партия (это идейное и духовное насилие), а народ.

И это так: во всю свою горемычную историю русский народ сам возводил для себя тюрьмы, своими руками устраивал жизнь — один тюремный двор.

Народу еще очень долго болеть, не десятилетия, а гораздо больше. Яд ленинизма, яд жестокой, безнравственной утопии проник слишком глубоко в его душу и тело…

Всегда правый народ…

К искреннему облегчению большевиков, Владимир Галактионович упокоился 25 декабря 1921 г.; сочинил махрово контрреволюционные письма — и отринул в мир иной. Ну просто молодчина!

О письмах Короленко, его отношении к советскому режиму и Ленину — ни звука в советских энциклопедиях; ну отошел старче после Гражданской войны, надорвали пламенные годы, а, надо полагать, отдал бы иначе силы пролетарской диктатуре и литературе; в один строй затесался бы с самим «Буревестником», а то, поди, и рифмами пособил бы Владимиру Владимировичу. В самой силе находился пролетарский поэт, совсем не обременен разными мыслями о себе и новом строе — ну далек был от суда и казни над собой…

Отечествославлю,которое есть,но трижды —которое будет.

И в самом деле, зачем городить разные глупости в энциклопедиях и школьных учебниках о писателе-народнике?.. Надо сберечь его для общества, то бишь своих нужд, самое что ни на есть он достояние народа.

Верно: никто ближе писателя не стоит к политике, даже если он пишет о самых возвышенно-отвлеченных предметах…