Задача врагов России (а наша лжедемократия стала их основным оружием) — физически обескровить русский народ, сократить его численность, вызвать в нем духовный паралич и омертвение высоких чувств и, как следствие, осуществить разгром и захват России.
С нападением Гитлера на Советский Союз пришло в движение множество людей. Кто мог, бежал из западных областей, хотя это оказалось делом трудным. Движение немцев было стремительным, уже через неделю пал Минск. С августа 1941-го они уже начали угрожать Москве. В поток беженцев влилась и наша семья: мы с братом и мама. Милая, дорогая мама, припал бы к твоим ногам и не шевелился…
Недели мы добирались до Долматова. Там поселили нас по распределению в дом на окраине города. Хозяин советскую власть ненавидел и все грозил нам:
— Придут немцы и перережут вас всех, Комиссаровых сук и их выродков.
Из разговоров мамы я уяснил лишь одно: это был дом раскулаченных.
Мама списалась со знакомыми (кажется, Мокрушиными), и мы отправились в Ленинск-Кузнецкий, точнее, горноспасательную станцию под этим городом.
На станции школы не было, и брат ходил в Ленинск-Кузнецкий, это полем около часа. Я так скучал без него, что приходил к школе и под окнами ждал его — и так все дни. Обычно мы вместе возвращались, превращая это возвращение в игру.
Однажды нас догнала упряжка. Последним осенним зноем отходил тихий маревый день, в поле — ни души. Мужик лет сорока с вожжами в руках накуривал самокрутку. Лошадь шла не так чтобы резво, и мы не раздумывая сорвались, догнали телегу и вспрыгнули на самый краешек, опасливо косясь: не согнал бы дядя.
Так, трясясь по пыльной дороге, мы и катили блаженствуя, как вдруг мужик повернулся к.(зам, изогнулся и длинно вымахнул кнутом. От удивления я потерял способность к движению, зато брат с телеги слетел почти мгновенно. Еще бы, кнут ожег его!
В тот же миг я услышал полное злобы шипение:
— Пошел в…, жиденок!
Но мужик обращался только к брату, а меня и не замечал. Пораженный, я так и катил в телеге. Наконец я пришел в себя и спрыгнул. До сих пор помню — на дороге было очень много пыли, почти белой и невозможно мягкой и ласковой пыли. Но кнут, кнут!..
Мой папа, Власов Петр Парфенович, коренных русрких кровей, из села Хреновое Воронежской области. Весь его род белый, круглолицый.
Моя мама, урожденная Лымарь Мария Даниловна, из станицы Мингрельская Краснодарского края. Станица из древних, ее основали запорожцы, изгнанные Екатериной Второй из Запорожской Сечи. Поначалу жен они брали с гор — своих, украинок или русских, не было, своих не хватало, вольные же не шли в эти края. Давали калым — и брали почти малолетних девочек, в горах дорожили сыновьями.
Отсюда у казаков смуглость, горбоносость и чернота волос.
Лет до двенадцати у меня были белые волосы и прямой нос, без горбинки, — хлебный русский мальчишка. После нос пошел на излом, а волосы потемнели, борода после и вовсе пошла смоляная. Но в детстве я был белый, толстогубый, голубоглазый…
А брат от рождения черный и горбоносый.
Этот случай настолько врезался в память — я до сих пор остро помню все подробности.
Весь вечер мы расспрашивали маму, кто такие «жиды».
Мама строго говорила, что это гадкое, грязное слово — и мы должны забыть его, все люди равны, только фашисты ненавидят и убивают евреев…
Искусственно отрывая идеологов насилия и казарменного счастья от исполнителей (коммунистической партии, комсомола и всякого рода разновидностей этих организаций, а также ВЧК-КГБ), Горбачев и другие лидеры ленинской партии по-прежнему славят Ленина.
20 апреля 1990 г., в канун годовщины 120-летия Главного Октябрьского Вождя, Горбачев произносит в Москве речь. Она называется «Слово о Ленине Президента СССР, Генерального секретаря ЦК КПСС М. С. Горбачева».
«Товарищи! Гении тем и отличаются, что нужны людям во все времена и каждый раз оборачиваются к ним новой гранью.
Перестройка открывает нам подлинного Ленина…
Не будь Ленина, не будь Октября, невозможно было бы сейчас так по-новому поставить всемирно-исторический вопрос о критериях прогресса человечества и самоценности человека.
Мир Ленина необъятен. Он охватывает все сферы человеческого существования…
Мы теперь поняли, что Ленин требует полного, всеохватывающего, а не выборочного изучения — во всем богатстве его творчества…
Но мы решительно отвергаем надругательства над памятью Ленина, в чем бы это ни выражалось и где бы это ни происходило — у нас или за границей.
Чем скорее мы преодолеем упрощенное восприятие Ленина, тем лучше поймем его величие, насколько он современен и нужен нам…»
Ну что тут молвить?..
С новым рождением, Владимир Ильич!
С новым качеством… социализмом с человеческим лицом!..
И на том спасибо, что вспомнили о лице — должно все-таки быть, непорядок — без лица. И желательно все же человеческое лицо, на другие нынче нет спроса…
Так и хочется воскликнуть словами Филиппа Филипповича Преображенского из булгаковского «Собачьего сердца»: «,Ей-богу, я, кажется, решусь“. Никто ему не ответил на это…»
И похоже, это правда: отвечать и впрямь некому…