Огненный крест. Бывшие

Буковина. Высота 1231. После боя 17 января 1917 г. в отбитых у немцев траншеях.

Буковина. 2 октября 1916 г. Старый лес иссечен артиллерийским огнем в щепу и пни. Пленные немцы. Нет, не пятилась русская армия, пока не хлебнула яда революций.

Буковина. 10 декабря 1916 г. За 11 недель до Февральской революции. Великий князь Георгий Михайлович награждает солдат Георгиевскими крестами. Армия стоит непреодолимой стеной перед врагом.

Георгиевские кавалеры.

Вот она — «великая» и «бескровная» Февральская революция! Митинг на тыловой позиции в конце марта 1917-го. Начало разложения армии.

Буковина. 15 марта 1917 г. Присяга Временному правительству. Клятва Кресту на Святом Евангелии. Ленин отменит эту присягу через 8 месяцев — 25 октября 1917 г.

Пораженческая пропаганда не всех обратила в дезертиров. Еще стояли целые части, заслоняя Родину от германского нашествия. Бой 17 ноября 1917 г. — это уже после Октябрьской революции, после зверского разгрома ставки Верховного главнокомандования Российскими Вооруженными Силами в Могилеве, после расправы над генералом Духониным.

Подпись под фотографией рукой штабного писаря: «С любимым фельдфебелем 16-й роты 311-го полка 78-й пех. дивизии». Дивизией командовал генерал Добророльский. Где он сложил голову: в эмиграции, распят солдатами или пал на Гражданской войне?..

12—15 августа 1917 г. (здесь и далее даты по новому стилю). Государственное совещание в Москве. У входа в Большой театр. Впереди слева — знаменитый террорист Борис Савинков, справа — кумир русского офицерства генерал Лавр Корнилов.

21 мая 1917 г. генерал Алексеев (на снимке второй слева) смещен с поста Верховного главнокомандующего. С ним уходит и его начальник штаба генерал Деникин (крайний слева).

Фотография исполнена 22 или 23 мая — это последняя фотография генералов с адъютантами в Могилевской ставке. Впереди октябрьский переворот и Гражданская война.

Адмирал Колчак. За верность и службу Отечеству будет расстрелян и спущен под лед Ангары чекистами в ночь с 6 на 7 февраля 1920 г.

Генерал Май-Маевский на военном смотре. За его спиной (в черном) лжекапитан Макаров.

Ведал ли Марков, легендарной храбрости генерал, в свой роковой миг смерти, что все напрасно, белая гвардия обречена и большевики железной пятой придавят Россию?..

Генерал Кутепов. Крещен огнем, кровью и сталью. Фотография 1919 г., так как на погонах — шифр Добровольческой Армии, а крайний справа памятный значок — орден на груди — за участие в Ледяном походе. Будет генерал повязан на парижской улице и доставлен аж в Москву, на проклятую Лубянку, где после допросов и умерщвлен.

К дню октябрьского переворота армии не существовало, а генералы, сбитые с толку арестами и осуждением самых авторитетных из них, оказались давно и напрочь отстраненными от событий. Огромный вал революции накатывался на старый мир — деморализованный, потерявшийся, ослабленный керенщиной и ни к чему не способный. Это было величайшее падение: он видел убийц, видел, как они разбирают ножи, чтобы резать его, — и не мог защититься, ждал убийц…

Для этого мира все следовало начинать с нуля, то есть всем, кто мог носить оружие, пробиваться на юг, преимущественно на Дон. Здесь же, в центре России, уже все было проиграно.

Генералы брались за оружие, не сознавая, однако, что в этот раз перед ними не обычный противник, а совершенно другой, качественно другой. У этого противника ко всему свой подход и ни на что не похожая мерка. Ни с чем подобным мир еще не встречался. Такое генералы слишком поздно раскусили — главным образом в эмигрантских углах.

Особое чувство вызывает Керенский у Родзянко. Почти целиком одну из глав уже не раз цитировавшейся здесь книги «Государственная дума и Февральская 1917 года революция» он посвящает бывшему министру-председателю.

«А. Ф. Керенский для меня, хорошо его знающего, был совершенно ясен. В высшей степени беспринципный человек, легко меняющий свои убеждения, мысли, не глубокий, а, напротив, чрезвычайно поверхностный, он не представлял для меня типа серьезного государственно мыслящего человека. Его речи в Государственной думе, всегда нервно-истеричные, были в большинстве случаев бессодержательны, в виде фейерверка громких, звонких фраз, и не всегда даже соответствовали его внутреннему настроению… Я смело утверждаю, что никто не принесет столько вреда России, как А. Ф. Керенский. Любитель дешевых эффектов, рисующийся демагогическими принципами, Керенский был всегда двуличен, заигрывал со всеми политическими течениями и не удовлетворял решительно никого — безвольный, без всяких твердых государственных принципов, бесспорно тайно покровительствовавший большевикам.

Но хотя Керенский и балансировал во все стороны, однако же справедливость требует напомнить, что некоторое время он был всеобщим оракулом, вождем и любимцем. Им увлекались все, веря его заманчивым вещаниям, из которых он, однако же, ни одного не выполнил.