Огненный поток

Похоже, небеса с ним были в сговоре, ибо на мгновенье облака расступились, и солнечный луч, выглянувший в оконце, озарил кузов. Однако внешность видения была до того странной, что даже яркий свет не позволил определить его пол, — неохватное тело, от горла до пят укутанное в просторный шафрановый балахон, огромная голова, брыластые щеки, копна развевающихся волос. Собрание столь необычных черт довершали выпученные глаза, полные неописуемой тревоги — казалось, они вот-вот ракетами выскочат из орбит.

И тут вдруг подвешенное существо мужским голосом издало громоподобный клич:

— Хе Радхе, хе Шьям!

Призыв нашел отклик в душах сипаев, хором рявкнувших в ответ:

— Славься, Радхе, славься, Шьям![99]

После сего вопля лебедка внезапно починилась, ворот пришел в движение, и гость плавно опустился на палубу.

Вся сцена длилась не больше минуты, но чрезвычайно взбудоражила Кесри, который, так и не вспомнив, где видел этого человека раньше, неожиданно для себя выпалил:

— Кто ты такой?

— Мое имя Бабу Нобо Кришна Панда, — был ответ.

Едва прозвучало последнее слово, как все встало на свои места, все обрело смысл — и яркие одежды, и священный призыв, ибо «панда» — сродни пандиту, то бишь брамину. В прошлом церковные пандиты невероятно раздражали Кесри своими бесконечными просьбами денег, но сейчас казалось, будто молитва его услышана и море с небом, сговорившись, явили того, кто мог дать ответ на изводившие его вопросы.

Не тратя лишних слов, Кесри подвел гостя к борту и показал на столбы дыма, поднимавшиеся над разгромленными фортами.

— Ради чего все это, пандит-джи? — спросил он. — Какой в этом смысл? Вы знаете?

— Конечно, — кивнул Ноб Киссин-бабу, словно речь шла о чем-то совершенно очевидном.

— Просветите, пандит-джи, — взмолился Кесри. — Я тоже хочу знать.

— Зарур бета,

охотно, — радостно сказал гомуста. — Ты стал свидетелем пралаи — начала конца света.

— Арре йе кья баат хай, что вы такое говорите? — изумился Кесри.

Ноб Киссин-бабу расплылся в лучезарной улыбке.

— Чему ты так удивляешься, сын мой? Или тебе не ведомо, что мы пребываем в Кали-юге, эпохе апокалипсиса? Возрадуйся, ибо нынче ты воюешь за ангрезов, которым судьба предначертала поспешествовать концу света, но они всего лишь инструмент Божьей воли. — Он показал на «Немезиду», проплывавшую мимо окутанных черным дымом фортов: — Взгляни, в чреве сего судна пылает огнь, пробуждающий демонов алчности, сокрытых во всяком человеке. Оттого-то англичане и пришли в Индостан и Китай, ибо сии страны населены столь густо, что алчность, взыгравшая в их жителях, способна пожрать весь мир. И вот сегодня началось сие великое пиршество. А закончится оно, когда человечество, обуянное бешеной жадностью, пожрет землю, воздух и небо.

У Кесри голова шла кругом.

— Я простой человек, и я не понимаю, — сказал он. — Зачем мне быть при начале конца? И почему вы здесь?

— Неужто не ясно? — В тоне гомусты сквозило удивление. — Мы тут, чтобы помочь англичанам исполнить веление их судьбы. Пусть мы люди маленькие, но нам выпало счастье знать о своем предназначении, чего им не дано. Мы обязаны всеми силами им помогать, это наш долг, понимаешь?

Кесри покачал головой:

— Нет, пандит-джи, не понимаю.

Ноб Киссин вскинул руку, словно благословляя его.

— Уясни, сын мой: чем скорее наступит конец, тем лучше. Мы с тобой удостоены чести избранников на службе у судьбы, и будущие поколения нас возблагодарят. Ибо лишь после конца сего света народится лучший мир.

На «Кембридже», стоявшем менее чем в двадцати милях от Тигриной пасти, воцарилась тишина, когда вдали возникли огромные столбы дыма и пыли, медленно поднимавшиеся к облакам.

Вид их позволял сделать единственный вывод: горят форты Тигриной пасти.

Поток донесений сделал очевидным, что атака английских кораблей на Первый порог — лишь вопрос времени. Пока было не ясно только одно: это произойдет нынче или чуть погодя?

Текли часы, и вероятность скорого нападения таяла, поскольку к вечеру англичане вряд ли бы сунулись в здешнее русло, известное своими подвохами.

На закате, обагрившем поднимавшиеся вдали столбы дыма, «Кембридж» вновь окутало этакой зловещей тишиной, пришедшей на смену долгим горячим спорам. И потому азан, призыв корабельных мусульман на вечернюю молитву, исполненный Джоду, показался благостным и успокаивающим даже иноверцам.

По окончании молитвы ласкары сгрудились вокруг своего новоявленного имама, который тихо и серьезно что-то им втолковывал. Напряженное лицо его разбередило любопытство в Ниле, и тот, не устояв, подслушал мусульманскую беседу.

Оказалось, Джоду говорит о подготовке к Судному дню. Позже Нил спросил его, вправду ли он думает, что все так скверно. Джоду пожал плечами:

— Ке джане, кто его знает? Но если что, я хочу быть к тому готовым.

Вскоре после заката рулевой доложил, что к «Ибису» подошла шлюпка. Перегнувшись через фальшборт, Захарий увидел лодку, в которой на носилках лежал молоденький лейтенант. Раненого сопровождали санитары и офицер, оказавшийся капитаном Ми.