Огненный поток

Трагедия в Хумэни взбудоражила комиссара Линя и его окружение, что никак не отразилось на облике Кантона. Здешняя жизнь идет своим чередом, люди занимаются повседневными делами, и это, по мнению Комптона, целиком совпадает с желанием властей. Даже официальные донесения преуменьшили событие: в Пекин сообщили о небольшом столкновении, в котором серьезно пострадали и британцы. Комптон считает, это сделано во избежание паники, но, по-моему, тут еще попытка сохранить лицо и отвести от себя императорский гнев.

Однако подспудно бой этот многим открыл глаза. Скажем, Комптон до глубины души потрясен тем, что видел в Хумэни. Нынче проявилась его склонность досадовать и тревожиться, обычно скрытая за показной веселостью. Он не стыдится этой своей черты и в ответ на укоры цитирует Мэн-цзы[47], что-нибудь вроде «Беспокойство о напастях позволяет выжить, а благодушие ведет к катастрофе».

Теперь его раздражительность частенько достигает точки кипения. Прежде он весьма равнодушно воспринимал переводы текстов. Но сейчас язык, похоже, стал полем брани, а слова — оружием. Порой Комптон взрывается от негодования, читая английские переводы китайских официальных документов.

— Вы только гляньте, А-Нил! Посмотрите, как искажен смысл!

Он оспаривает абсолютно все, даже само слово «Китай» на английском:

— В китайском языке нет такого названия, английский же заимствовал его из санскрита и пали. Китайцы используют иной термин, который по-английски ошибочно представлен как «Срединное царство».

На его взгляд, более точный перевод — «Центральные государства», что, видимо, сродни нашей индийской Мадхьядеши

[48].

Всего больше его бесит перевод китайского иероглифа «и» как «варвар». Этот иероглиф, говорит он, всегда использовался для обозначения того, кто родом не из Центральных государств, иными словами — иностранец. До недавних пор американцы и англичане так его и переводили. Однако в последнее время некоторые переводчики настаивают, что «и» означает «варвар». Им неоднократно указывали, что слово это применяется в отношении многих известных и почитаемых в Китае людей вплоть до нынешней правящей династии, однако они считают, что знают лучше. Кое-кто из них печально известен контрабандой опия и умышленно коверкает китайский язык, дабы создать неприятности. Поскольку капитан Эллиотт и его начальство не владеют китайским, они принимают на веру сказанное этими переводчиками и убеждены, что слово «и» наделено оскорбительным оттенком. В результате возник повод для большого недовольства.

Все это доводит Комптона до белого каления:

— Всезнайки, будь они неладны! Как смеют они заявлять, что в их «варваре» и нашем «и» отражен один и тот же образ? Мат доу гаа, сплошное вранье!

И я бы, наверное, возражал, если б «чужеземца» — на санскрите явана, на бенгали джобан — переводили «варваром». Пожалуй, Комптон прав в том, что англичане умышленно используют это слово, ибо нас-то и считают варварами. Они хотят войны, ищут для нее повод, им сгодится даже лексема.

Однако бой в Хумэни имел кое-какие хорошие последствия, в том числе и для Комптона. К примеру, комиссар Линь стал обращать больше внимания на перевод текстов и сбор информации. В итоге положение Чжун Лоу-сы в официальных кругах значительно укрепилось. Комптон этим очень гордится, ибо его наставнику наконец-то воздали должное.

По словам Комптона, мандарины всегда считали изучение заморского бытия делом неважным и даже малопочтенным. Чжун Лоу-сы не брезгует общаться с моряками, судовладельцами, купцами, переселенцами и прочими, но многие его коллеги находят это неподобающим, ибо в глазах китайского чиновничества данный класс неблагонадежен.

Вот потому-то долгое время трудами старца пренебрегали. Он смог продолжить свою работу, когда слух о ней достиг ушей бывшего губернатора провинции Гуандун, желавшего больше знать о чужеземных торговцах и их странах. Благодаря ему Чжун Лоу-сы получил должность в престижном учебном заведении, и вот так Комптон оказался на его орбите.

Семья печатника не одаривала мир учеными и государственными деятелями; сын компрадора, Комптон вырос на Жемчужной реке в тесном соседстве с иноземными моряками и дельцами, которые обучили его английскому языку, поведали о заморских странах и наградили английским именем.

И он не один такой — на берегах Жемчужной сотни тысяч людей, которые зарабатывают на жизнь торговлей, близко общаясь с иноземцами. У многих есть осевшие на чужбине родственники, и потому они в курсе того, что происходит в иных странах. Однако познания их редко пробиваются к ученым и чиновникам у кормила власти. Кроме того, простые китайцы отнюдь не горят желанием попасть на заметку мандаринам — какое им дело, что те думают об устройстве мира? Веками народ живет по пословице «До Бога высоко, до царя далеко». Что ж, верно: не буди лихо, пока оно тихо.