Огненный поток

Кесри ничего не оставалось, как взять конверт, который позже он, не говоря ни слова, положил на столик возле кровати лейтенанта. Эпизод этот ими не обсуждался, но через несколько дней уборщик, наводивший порядок в жилище Ми, сказал, что нашел какие-то волосы — чего с ними делать-то, выбросить или как? На столе Кесри увидел знакомый конверт, поверх которого лежала темно-рыжая прядка, аккуратно перехваченная лентой.

Нет, добром это не кончится, смекнул Кесри. Рискуя получить взбучку, он уложил прядь в конверт и отнес лейтенанту, сказав, что подобным разбрасываться негоже, мол, и без того уже идут разговоры. Ми предсказуемо взбеленился и наорал на него: обозвал сволочью, велел не лезть не в свое дело и держать лапы подальше от чужих вещей.

Кесри понял, что подопечный его, обезумевший от любви, стал маджнуном, одержимым. Это ж надо, чтобы и он ступил на путь своего наставника, сходившего с ума по Гулаби, чтобы и он выбрал женщину, которую не сделать своей. Теперь не миновать всяких бед.

Развязка не заставила себя ждать. В то лето английские офицеры и дамы пристрастились к новому странному развлечению, подражая, вероятно, моде в своей отчизне. С корзинками еды и питья они отправлялись в джунгли, где, расстелив одеяла и пледы, трапезничали на свежем воздухе. Затея эта доставляла много хлопот денщикам, которым приходилось шугать змей и караулить появление слонов и тигров. Солдаты не понимали, зачем нужно есть там, где самому можно стать кормом диких зверей, но приказ есть приказ, и они ему подчинялись.

Наиболее хлопотным делом был присмотр за лошадьми, которые, чувствуя себя приманкой для леопардов, пребывали в большом беспокойстве. Кесри оглаживал коня, когда заметил, как Ми и барышня уходят в лес. Они не возвращались так долго, что родители девушки встревожились и снарядили поисковую партию. Кесри видел, в какую сторону ушла пара, и, отделившись от группы, стал выкрикивать:

— Ми-саиб! Ми-саиб!

Вскоре эти двое отозвались и, раскрасневшиеся и встрепанные, явились перед Кесри. Сперва он подумал, что они, заблудившись, продирались сквозь чащу, оттого так и выглядят. Но затем подметил какое-то необычное сияние в глазах девушки, расстегнутый мундир лейтенанта и понял: между ними кое-что произошло. Сделав каменное лицо, Кесри шепотом уведомил командира о непорядке в его форме.

По дороге к месту пикника пара успела прийти в себя и смогла убедить компанию, что всего лишь заплутала в лесу. Остаток дня обошелся без происшествий, но Кесри чувствовал, что этим дело не кончится, и потому не удивился скорому известию об отъезде девушки с матерью в Калькутту.

В разговорах с Ми романтическая тема никогда не возникала, однако он понимал, что разлука стала для лейтенанта тяжелым ударом. Бичханадар, спальник, застилая его койку, под подушкой находил письма от девушки, а сам Кесри нередко видел, как Ми одиноко сидит за столом, безутешно уронив голову на руки.

Приказу о возвращении полка в Барракпор Кесри обрадовался, надеясь, что перемена обстановки благотворно скажется на его подопечном. Однако по прибытии на место они узнали, что генеральская дочь выходит замуж за богатого купца-англичанина.

В день свадьбы английская часть лагеря опустела, все офицеры отправились на церемонию венчания. В расположении остался только Ми — его, по слухам, даже не пригласили.

На другое утро Кесри потрогал подушку, которую бичханадар вынес просушиться на солнце, она была мокрая насквозь.

Военный городок в Барракпоре, довольно большой, располагал «особым лазаретом», в котором девиц, обслуживающих белый армейский состав, проверяли на предмет дурных болезней. Кесри знал, что раньше Ми иногда наведывался в бордель «Красный базар» с вывеской «Только для европейцев». Вечером, улучив момент, он обронил, что в заведении появилась новенькая очаровашка. Прежде лейтенант поблагодарил бы его за ценную информацию, но сейчас раскричался, обозвав каждой бочке затычкой.

Кесри прекрасно понимал: подопечный беснуется не только из-за потери милой, но еще и потому, что его унизили перед сослуживцами. Зная горячий нрав лейтенанта, он боялся неизбежного взрыва, и вскоре так оно и случилось. Однажды вечером из офицерского собрания прибежал стюард: Ми напился и устроил скандал — услыхав, как кто-то о нем злословит, вызвал обидчика на дуэль.

Кесри всей душой сочувствовал лейтенанту: одно дело, когда харамзада и сувар-ка-бакча говорится в шутку, и совсем другое, если ублюдком и сукиным сыном величают всерьез — только трус не вступится за свою честь. Что ж, чему быть, того не миновать, но это все лучше, чем в одиночестве лить слезы по недостижимой женщине.

Кесри сожалел лишь о том, что дуэль будет на пистолетах, ибо в сабельном поединке его подопечный одержал бы верх бесспорно. Не сказать что Ми стрелял скверно, но тут многое зависело от удачи, а он был взвинчен до предела.

Из клуба лейтенант, конечно, пришел вне себя от бешенства. Предвидя это, Кесри кое-что приготовил и подал ему стакан, велев выпить до дна, чтобы спалось хорошо и утром не дрожала рука.