Огонь под пеплом

В Компьене царила суматоха: дамы и кавалеры облачались в придворные платья, слуги развешивали фонари и украшали триумфальные арки, а императорская гвардия под командованием маршала Бесьера строилась на дороге к замку. Ровно в десять пушечный выстрел объявил о прибытии кареты, которая остановилась у парадного крыльца; к ней бросились лакеи с факелами, слуги открыли дверцы.

Большое семейство Бонапартов дожидалось у главной лестницы. Представления, поклоны — всё второпях, еще успеется. Через толпу сановников и придворных прошли быстрым шагом, остановились только принять цветы, поднесенные Марии-Луизе девочками в белых платьицах. Императрица была выше мужа на полголовы, и это ни от кого не укрылось. Наполеон отвел ее за руку в отведенные ей покои… Ах, Зозо! Иди ко мне скорей, я так скучала! И канарейка! И неоконченная вышивка, которую она оставила в Хофбурге! На глазах у Марии-Луизы выступили слезы, она обернулась — Бонапарт уже тихонько вышел. Она встретилась взглядом с герцогиней де Монтебелло, своей новой статс-дамой. «Император очарователен и нежен для столь грозного военачальника, — сказала вдова маршала Ланна. — Думаю, мне бы он понравился».

— Скажите: я женат? — задал Наполеон самый важный сейчас вопрос кардиналу Феску, пока в малой гостиной накрывали на стол к ужину.

— Да, сир, — по гражданским законам, но по церковным, возможно, не совсем.

Дьявольщина! Черт бы побрал всех этих попов! Хотя… Не стал же Генрих IV откладывать брачную ночь до венчания с Марией Медичи, на которой тоже женился по доверенности. Раз христианнейший король мог себе это позволить, то император — тем более!

— Что велели вам ваши родители? — спросил он Марию-Луизу после ужина, когда Каролина ушла, оставив их одних.

— Угождать вам во всём.

— Прекрасно, я приду к вам в спальню.

Она кивнула. Наполеон прошел в свою туалетную комнату, разделся, облился одеколоном, накинул халат, отправился к ней… Она уже лежала в постели.

Двор томился в Большой галерее, умирая от голода. Столы были накрыты, ждали только императора. Около полуночи явился дворецкий:

— Их величества удалились к себе.

— Спать легли, — пояснил Камбасерес.

— Разве можно было ждать чего-то иного от такого человека, — произнес женский голос в толпе.

Около двух часов ночи Наполеон выбрался из постели и пошел к себе — спать.

* * *

«Дорогой папа!

С момента моего приезда я почти всё время с ним, и он любит меня необычайно. Я тоже очень ему признательна и искренне отвечаю на его любовь. Я нахожу, что он много выигрывает, когда узнаешь его поближе: в нем есть что-то притягательное и обходительное, перед чем невозможно устоять…»

Мария-Луиза задумалась, покусывая кончик пера, потом улыбнулась, вспомнив о вчерашнем происшествии. Перед обедом весь двор собрался на концерт: знаменитая певица Грассини пела под аккомпанемент композитора Паэра, но не итальянские арии, а немецкие. Мария-Луиза заметила, что все смотрят в ее сторону, и украдкой оглядела свое розовое платье — всё ли в порядке? Но оказалось, что Бонапарт, утомленный предыдущей ночью, задремал в своем кресле. Смутившись, она легонько пощипала его за локоть; он проснулся рывком, огляделся, увидел ее, улыбнулся, сказал несколько любезных слов… потом снова заснул. Так забавно! Она будила его еще пару раз. Он вдруг вскочил и почти выбежал из зала; она испугалась. Грассини перестала петь. В наступившей тишине послышался резкий голос императора, доносившийся из коридора: он осыпал ругательствами какого-то генерала, которого недавно разбили в Испании. По залу шелестели перешептывания; Мария-Луиза не знала, как ей быть, но тут вернулся Наполеон — спокойный, милый, улыбающийся. Концерт продолжался… Как хорошо, что завтракают они наедине, в ее покоях! Приятно отдохнуть от этикета, почувствовать себя не императрицей, а просто любимой женой.

«Я бесконечно благодарна Богу и Вам, дорогой папа, за столь великое счастье…»

18

События приняли нежданный оборот: уезжая в январе из Петербурга в Париж, Чернышев вовсе не думал, что вскоре попадет на свадьбу. Наполеон принял его ласково, ничем не дав понять, что уже отказался от планов женитьбы на Анне Павловне и посватался к другой. Однако новый поворот не отменял миссии Чернышева: состоять постоянно при Бонапарте, наблюдать, примечать, докладывать. Государь не рассердился на императора французов, хотя тот мог бы действовать и поделикатнее, и прислал к нему князя Алексея Куракина (родного брата посланника в Париже) с поздравлениями и пожеланиями счастья. А в Вену отправился граф Алопеус, бывший посланник в Стокгольме: официально — чтобы поздравить императора Франца, так удачно выдавшего замуж свою дочь, а на самом деле — чтобы поддержать усилия графа Шувалова, пока еще не увенчавшиеся успехом. Рано или поздно, но тройственный союз возродится: прусские дипломаты в Вене тоже не дремлют, а Меттерних поддерживает через них связи с Англией…