Океан славы и бесславия. Загадочное убийство XVI века и эпоха Великих географических открытий

Как оказалось, Коперник зря опасался отторжения своих идей: когда астронома, наконец, уговорили обнародовать новую систему, последовала в целом благоприятная реакция. Это произошло отчасти потому, что элегантность и простота его модели делали ее чрезвычайно полезной[177], но также и потому, что потребовалось почти столетие, чтобы ощутить глубокие логические следствия его теории. Дело было не только в том, что такая модель Вселенной противоречила Библии – что явно не давало Лютеру покоя, – но и в том, что она затрагивала отношения между человеческим опытом и знанием. Чтобы объяснить противоречащее интуиции предположение, что земля под нами, основа нашей жизни, на самом деле находится в движении, Коперник придумал изящный танец планет, где наша планета двигается таким образом, что кажется, будто она стоит на месте, а все остальное движется вокруг нее. Но если эта очевидная истина оказывается всего лишь иллюзией, возникает вопрос, сколько еще других систем разработано только для того, чтобы сохранить нашу уверенность в том, что мы находимся в центре вещей. Из расчетов Коперника также следовало, что «неподвижные звезды» – небесные тела, которые кажутся не перемещающимися, – находятся немыслимо далеко, что Вселенная почти бесконечно велика, а Земля по сравнению с ней, как следствие, почти бесконечно мала. Нет никаких свидетельств того, что Дамиан в своих поездках встречался с Коперником, хотя он дружил с его единомышленником и покровителем Тидеманом Гизе

[178], который позже прислал Дамиану одну из первых публикаций, рассказывающих о небесной модели ученого. Но между Дамианом и Коперником имелось нечто общее, более глубокое, нежели могла дать любая случайная встреча – открытость к ощущению, как Вселенная смещает свой центр равновесия, и даже удовольствие от него[179]

.

К Рождеству того же года Дамиан вернулся в Нижние земли[180] – в Брюссель, а не в Антверпен, – и ему (возможно, в качестве последней официальной обязанности) была оказана особая честь – прислуживать императору Карлу V на пиру по случаю рождения сына и наследника португальского короля. Процессия двигалась из императорского дворца по улицам, освещенным факелами, через триумфальные арки с гербом Португалии, мимо костров, в которых горели пучки корицы, к резиденции посла, где пробили стену, чтобы как можно больше сановников смогли увидеть, как Его Императорское Величество пьет за здоровье нового португальского принца. Факелы также освещали башню близлежащей церкви Нотр-Дам-дю-Саблон, а окна резиденции вылетели от выстрелов пушек, возвещавших начало празднества. Во главе стола сидела сестра императора Мария, недавно ставшая штатгальтером Нидерландов

[181] после окончания траура по своему мужу, тому самому венгерскому королю, который был убит Сулейманом при Мохаче. Сам император расположился по центру одной стороны под золотым балдахином, противоположная сторона оставалась пустой, чтобы не заслонять обзор. Позади него находился макет замка, снабженный фейерверками и прочими fochi stranii

– странной экзотической пиротехникой, до сих пор незнакомой в Европе; перед государем находилось окно, через которое Карл мог наблюдать за juego de cañas (игрой с дротиками) на улице внизу – видом шуточного сражения, которое испанцы унаследовали от арабов; два отряда отличались друг от друга костюмами: одну сторону нарядили как мавров, а другую – как турок. Хотя Дамиану, несомненно, пришлось потрудиться, управляясь с поставленными перед императором пирогами, в которые засунули живых попугаев и других птиц, предназначенных для демонстрации чуда воскрешения еды после разрезания, в том, что его попросили прислуживать Карлу, не было ничего оскорбительного для достоинства. Более того, это давало возможность послушать, о чем говорят Карл и его соседи по столу – принц Дании и маркиз Вильяфранка, и, возможно, сообщить императору при подаче мальвазии, что в России пьют нечто весьма похожее. Меню, как и развлечения, отражало карту португальской экспансии: вина с Канарских островов и Мадейры, 32 блюда португальской кухни (и еще три специально приготовленных для императора), включая позолоченные свиные головы; кондитерские изделия из перца малагеты из Западной Африки и черного перца из Индии и Малакки; а также все снадобья, собранные португальскими флотами[182].