Океан славы и бесславия. Загадочное убийство XVI века и эпоха Великих географических открытий

Причина путешествий Дамиана в эти края остается загадкой. Видимой целью могла быть торговля – он отмечал, что основным напитком у московитов, ливов и литовцев (как и у эфиопов) являлась медовуха, которая по вкусу напоминала мальвазию и кандию (вина с Канарских островов и Крита), а северные регионы не знали сахара и поэтому представляли девственный рынок для португальских товаров, – однако привлекательность России для европейцев того периода этим не исчерпывалась. После завоевания независимости от распавшейся империи Тимуридов в конце XV века московиты сделались очередным кандидатом в чудесные христианские союзники, и некоторые европейские державы лелеяли надежду, что русские откроют второй фронт, выступив против османов с севера. Это стало особенно актуально после произошедшей несколькими годами ранее битвы при Мохаче (1526), когда Сулейман Великолепный разгромил венгров[164], в результате чего османские войска появились в самом центре Европы. Хотя в Европе оплакивали трагическую гибель венгерского короля Людовика II, возможно, самым тревожным аспектом этого поражения оказалась полная неспособность других европейских держав сплотиться вокруг венгров. Сам Дамиан участвовал в попытке португальцев финансировать германскую поддержку венгров, однако папский легат заблокировал ее, поскольку она означала сотрудничество с врагами-протестантами. Помощи поближе венгры искать не могли, поскольку постоянно вовлекались в территориальные споры с поляками и Московией, а цари смотрели на Венгрию и Литву как на естественные русские владения. Русские не собирались нападать на османов, гораздо больше их интересовало продвижение на польские территории при поддержке мусульманского союзника – татарских войск, оставшихся в Крыму. Хотя многие считали разрешение непримиримых противоречий в этом регионе ключом к безопасности Западной Европы, даже самые незначительные шаги давались с трудом, и первые попытки Паоло Чентурионе создать русский маршрут для пряностей были заблокированы активными действиями Польши в Ватикане. Русские, в свою очередь, охотно держали на крючке жаждущие европейские державы, уступая лишь немногим из их требований. От царя Василия III поступали, похоже, какие-то неоднозначные сигналы, нужен ли ему союз с западным христианством и признание папой его суверенитета или же он пренебрегает авторитетом Ватикана и отказывается обращаться к папе иначе чем «доктор». Хотя примерно во время поражения венгров Московия и Польша заключили пятилетнее перемирие

[165], к приезду Дамиана в эти края оно должно было истечь[166]

.

Фрагмент Пейтингеровой таблицы (единственного сохранившегося экземпляра карты римских дорог), изображающий Индию и область к востоку от Каспийского моря

В чем бы ни заключалась миссия Дамиана, она ничего не изменила в этом клубке застарелых противоречий; полномочия и маршрут португальца неясны, хотя современные источники предполагают, что он не только нанес визит в Москву, но и, возможно, проехал по южной долине Дона, все еще находившейся под контролем татар, а на обратном пути посетил те регионы Норвегии и Швеции, которые нахваливали братья Магнусы. Ясно только, что исследование этих территорий оказало на него глубокое влияние, и впоследствии он регулярно использовал полученные знания при написании истории Португалии. Де Гойш разделял увлечение Россией: через Олафа Магнуса он был связан с двумя другими европейскими специалистами по этому региону – историком Якобом Циглером и дипломатом Священной Римской империи Сигизмундом фон Герберштейном, чьи гораздо более обширные труды позволяют нам дополнить то, что видел Дамиан.

После выезда из знакомого космополитического Гданьска моря пшеничных полей, кормивших всю Европу, быстро сменились стайками серебристых берез, которые походили на голые руины колоннад заброшенных мраморных церквей. Во всех европейских сообщениях того времени отмечается отчетливое ощущение попадания в зазеркалье – возможно, в тот момент, когда на границе Литвы и России путешественник проходил мимо Zlotababa[167], золотой статуи женщины, где путники оставляли подношения. Зимой эта необычность усугублялась путешествием на санях и телами, которые ждали, пока земля станет достаточно мягкой – чтобы можно было вырыть могилы.