Океан. Выпуск четвертый

Улыбается мукомол, доволен:

— За тебя отдал бы, ей-ей, парень ты видный, работящий…

— Точно, Дмитрич! Я из морей вылезать не буду… Да я для нее — веришь?

— Опоздал, сынок, — говорит Дмитрич, выплевывая сигарету, — замужем она у меня, дочка… Скоро другая подрастет, погоди.

…Хожу по цеху, присматриваюсь, кто как работает. На Гришку Ходикова стараюсь не смотреть. Он шкерит рыбу, словно вышивает гладью. Сделает надрез по брюшку и скоблит ножичком не спеша. Даже голову набок склонит, любуется своей ювелирной работой. Ругай его, не ругай — никаких сдвигов. Подошел, привычно пристыдил, показал; Гриня привычно непробиваем. Отправил его с глаз долой на расфасовку.

Вот Толик Чепиков ручное филе делает. Красиво работает. Плавники с палтуса, словно стружку, снимает. Одним экономным движением. А затем еще два движения — и две половинки филе готовы. Рядом с Толиком — Ванюшка Мороз. Толик его воспитывает:

— Ты думаешь, это рыба перед тобой, думаешь — филе? Не торопись. Вот, смотри: р-раз ножом — кружка пива, два — еще одна, три…

— …еще одна! — торопится Ванюшка.

— Правильно, молодец! — хвалит Толик. — Давай теперь вместе. Р-раз — Черное море… не отставай, у тебя — только на билет в один конец, два — пальмы, три…

— …ых! Девушки! — орет сообразительный Ванюшка.

1 января

Новый год оказался лучше, чем ожидал. Заштормило, не работали всю ночь. Организовали праздничный стол. В 18.00 подняли тост со всей страной (радисты Москву поймали, хотя и плоховато, но слышно куранты).

— Ну, дорогие мои, с Новым годом вас, с новым счастьем! — Алексей Иванович сказал.

Вроде ничего в его словах нету особенного, обычные слова, но так искренне, тепло у него прозвучало, как будто дома, свою семью поздравлял Алексей Иванович.

…Концерт. Уборщица и официантка славно пели. На «бис» выступил тралмастер Ларин («И окурки я за борт швырял в океан…»). Мукомол Дмитрич читал свои стихи. Хорошо читал, и стихи хорошие, не зря Дмитрич на филфак поступил (он потом всю ночь из каюты в каюту кочевал со своими стихами, стриг славу). По лотерее много всякой всячины разыгрывалось, но самые счастливые выигрыши — бутылка шампанского и транзисторный приемник «Спидола».

* * *

Утром три трала подряд по десять тонн чистой филейной трески. Может быть, пошла наконец, родимая?

ЛЬДЫ РАСТУТ, КАК ГРИБЫ…

Штормит. Свирепые январские морозы, и штормит без конца. Мы стараемся тралить на участках воды, свободных от тяжелых льдов. Но в таких местах, стоит пройти судну лагом час-другой, весь бак превращается в сплошной каток; на брашпиле, надстройках, фальшборте нависают глыбы льда. Опасно.

…Это нам ни к чему,Это пахнет полундрою, кореш!

Стал корабль кривобоким                                        с гирей льда                                                            на борту на одном!Льды растут, как грибы…Если вовремя льда не околешь,Что ж тогда?Оверкиль,                или попросту —

                                         кверху килем!(Игорь Строганов)

Нас из рыбцеха то и дело перебрасывают на бак бороться со льдом. Матросы ходят злые, усталые. И рыбу как следует не ловим, и дергают без конца из рыбцеха на палубу. И люди выходят из строя. В бригаде Алексея матрос Балыков отморозил руки, узбек Авликулов в постели, у него от переохлаждения бред, галлюцинации.

…Одеваемся потеплее, сверху непромокаемые проолифенные костюмы. У боцманской каптерки разбираем ломы, пешни, свайки, лопаты… Бешеный ветер валит с ног. Вода, сорванная с гребней волн, спрессованная в тугие хлесткие кисти, дробно обжигает лицо.

С чего начинать эту самую ледовую одиссею? Вообще-то в подобных случаях я как бы теряю свое бригадирство, вся власть на баке переходит к боцману. Он здесь хозяин, работодатель. Но боцман наш, парень спокойный, молчаливый, не любит командовать. Он работать любит. Долбит себе пешней, вот и бери пример, становись рядом, долби. Так что на баке у нас как бы безвластие. Полная свобода действий. Хочешь — стой, пока не закоченеешь, хочешь — выбирай себе любое приглянувшееся местечко, работай.

Интересно наблюдать за моряками в подобной обстановке. Сознательность, что ли, проверять каждого, уровень трудовой отдачи. Второй месяц я создаю бригаду. Плохо ли, хорошо, но дело движется. Пришли ребята с разных судов, быстро притерлись, привыкли друг к другу, начали представлять нечто единое. Коллектив? Каждый в ответе за всех и все за одного? Дело сделано и можно успокоиться?

Краешком глаза наблюдаю за моряками. Вот Толик Чепиков. Выбрал себе пешню поувесистее, идет на самый нос к левому наветренному борту. Да, это самый тяжелый участок. Волна, уже раздробленная на ветру, но хлесткая, как бич, накрывает его с головой, он дымится на морозе, как призрак. Толик стоит лицом к ветру, только голову круто наклонил, втянул в плечи, с силой вгрызается пешней в лед. Вот так мерно, уверенно, без перекура он будет очищать палубу метр за метром, если понадобится — всю вахту.